Владимир Герлах - Изменник

Здесь его отряд и был встречен огнем автоматов и минометов, потерял девять человек убитыми и тяжелоранеными и вынужден был спешно отступить; отступление превратилось в бегство, когда партизаны, поднявшись во весь рост из своих окопов, бросились преследовать отступающих. С большим трудом удалось зацепиться за единственную складку местности у лесничества! Сам фельдфебель Вальтер, потеряв очки во время отступления, бросился к пулемету и остановил наступление партизан, Галанин закрепил успех, выхватил маузер, остановил бегущих и бросил их в контратаку. Пришлось теперь веселым бежать обратно к мосту, оставив на узкой дороге несколько убитых и раненых, добитых немедленно немцами. Отряд Галанина ободрился, спешно окопались и подсчитали потери: убитых было девять, двое раненых, которых все-таки унесли на руках во время бегства. Оставалось только девятнадцать человек с двумя пулеметами и с ограниченным количеством ручных гранат. Военная прогулка начиналась плохо, и до сих пор не было слышно стрельбы в тылу противника, Шаландин почему то медлил или м. б. Станкевич обманул и завел полицейских в ловушку?

После совещания решено было укрепиться, позиция была выгодная, к единственной дороге ведущей на остров к мосту, вправо и влево непроходимая трясина, вырыли глубокие окопы. Галанин осмотрел полуразрушенный дом лесничества, выбрал укрытие позади него, распорядился поставить на солнечной стороне стол и стулья, обошел и ободрил приунывших немцев; чтобы поднять дух, распорядился выдать по сто граммов водки, выпил сам и немного повеселел, повеселел еще больше, когда пришел связной от Шаландина, Степан Жуков и сообщил о задержке, с нападением в тыл партизан к двенадцати часам: до этого времени нужно было только держать позицию и не выпускать врагов из мышеловки! Как будто очень легко и просто. Жуков пришел с другим полицейским, оба вооружены до зубов и таким образом силы немцев сразу выросли; беспокоило только то, что партизан оказалось больше, чем думал Галанин, поверив медведю Максиму. Последние строчки донесения Шаландина были малоутешительны: «Из Озерного ушло к ним больше чем мы предполагали: их всего, наверное, не меньше 130 отчаянных бандитов, но с нами Бог! Ваш Шаландин, полицай шеф!»

Еще раз Галанин обошел вместе с полуслепым Вальтером немцев, закопавшихся в землю, коротко объяснил им изменившуюся обстановку, не удержался чтобы не поворчать: «Вы как дети… увидели несколько бандитов и бросились бежать! Забыли, что принадлежите к победоносной немецкой армии. Это война, господа, и на войне воюют, а не с… в штаны! Подтянуться! Черт бы вас побрал!» Вернулся опять к своему столику, доедал колбасу. Благо было тихо и партизаны не шевелились, Страшно обрадовался, когда увидел Шубера, перелезающего с кряхтением через забор лесничества, пошел к нему навстречу и доложил о неудаче. Шубер его хмуро слушал, выругался: «Доннерветтер! Вы потеряли уже одиннадцать убитыми, не считая полицейских, и наши вчерашние потери. Это очень много для начала! Где здесь ваши позиции? Покажите мне!» Обошел сам с Галаниным линию окопов, посмотрел в сторону моста: «Ну, хорошо, позицию вы должны удержать, я вам привез боеприпасы и кроме того даю вам еще десять человек моей личной охраны. Пусть Вальтер их закопает! Так вы говорите: в двенадцать? Это хорошо и у нас с вами еще есть время!» Усевшись за стол против Галанина, продолжал распекать: «Глупо потеряли так много, а все почему? Не могли терпеть! Хотели еще раз показать, что вы все можете и попались. Что у вас с погоном?» — «Ничего… так… пуля зацепила! Хм… пуля зацепила. Хорошо, что сами еще живы остались! Ну, хорошо, давайте сыграем, я привез с собой шахматы. Что это у вас, водка? Налейте стаканчик! Прост!»

Через полчаса оба игрока углубились в свои шахматные комбинации, играли как всегда, каждый по-своему. Галанин торопился, брал фигуру, потом передумывал, ставил ее на место и играл другой. Шубер долго и нудно раздумывал перед тем как сделать правильный ход! Чтобы ускорить игру, положили на стол часы Шубера, чтобы думать не больше только одной минуты и ругались когда несли неожиданные потери! В самом разгаре игры партизаны, наконец, снова зашевелились, начали обстреливать лесничество из тяжелых минометов, сначала неудачно, мины рвались в болоте, поднимая к небу фонтаны зеленой грязи, потом пристрелялись: две мины разорвались в лесу, одна из них перед окопами, где лежали испуганные немцы с Жуковым и его товарищем.

Вальтер подошел к игрокам, кашлянув доложил: «Партизаны начали обстрел нашего расположения, мины рвутся вокруг окопов, но потерь пока нет». Шубер, у которого кончалось время думать, нетерпеливо махнул рукой: «Хорошо… хорошо… не мешайте мне… не мешайте мне, Черт побери! оставьте меня в покое, вы мне мешаете сосредоточиться! уходите!»

После очередного взрыва мины, она взорвалась непосредственно за стеной дома, отчего посыпался щебень и мелкая пыль, пошел конем и торжествующе засмеялся: «Шах! Что, не ожидали?» Галанин прислушался к визгу приближающейся мины, со злобой посмотрел на Шубера, потом снова на доску, внезапно свистнул: «Это пустяки, я возьму вашего коня моей королевой! Видали? Этого, конечно, вы тоже не ожидали!» Оглушительный взрыв послал осколок в котелок висевший на сосне и искромсав его, бросил на землю, покрыв стол кусками картошки, мяса и алюминия! Шубер удивился: «Да, в самом деле не ожидал, виноват в этом этот дурак Вальтер, не дал мне как следует подумать». Смахнул с часов кусок картошки, стал думать. Думал долго, посматривал на часы и радовался, что времени оставалось еще много. Снова появился Вальтер, доложил, стукнув каблуками пыльных сапог: «… они наступают, идут густыми цепями!» Галанин вскочил, схватил автомат, за ним, не спеша, с досадой поднялся Шубер, поднес свои часы к уху: «Часы стоят, не забудьте, что ход мой!

Доску оставим здесь, потом доиграем. Пойдемте, вы командуете, я буду смотреть, какой вы в бою! Надеюсь, более серьезный, чем в шахматной игре, посмотрим!»

Да они наступали, сначала далекие неясные, сливающиеся в одно неясное расплывчатое пятно, потом это пятно понемногу становилось яснее, растягивалось, стали видны цепи, быстро во весь рост идущие во всю ширину дороги. Молчаливые и страшные своим бесшумным движением, наконец, стали видны отдельные бойцы, с автоматами на перевес, их было много, туча и из этой тучи начали доноситься сначала далекие, потом все яснее крики: «о, о, о… а, а, а…» Галанин, стоя во весь рост рядом с пулеметом на котором играло высокое, горячее солнце, прислушивался, улыбался, поняв, наконец, что кричали наступающие: «За родину, за Сталина!» Посмотрел вокруг на лежащих дрожащих немцев, на Степана, который сосредоточенно целился из автомата, мельком посмотрел на стоящего рядом Шубера с биноклем у глаз, грубо выругался сначала по-русски, потом по-немецки! «…не стрелять, пока я сам не начну и тогда не останавливаться!» Шубер тронул его за плечо: «Что кричат эти бандиты?» — «За родину, за Сталина! Мы им сейчас покажем Сталина этим бандитам, внимание!»