Владимир Герлах - Изменник

У себя в комнате у открытого окна, в которое лезли ветви яблони, согнувшиеся под тяжестью пахучих спелых плодов, прочла бумажку, подписанную Шубером… перечла ее два раза пока не поняла и не задохнулась от возмущения и стыда… Казенными сухими фразами майор Шубер удостоверял, что девица Вера Котлярова… дочь такого-то и такой-то… была действительно немецкого происхождения… фольксдойче… и в этом несуразном немецком слове было оскорбление и одновременно высокомерное снисхождение! Теперь ей стали ясны намеки в письмах Галанина и улыбка коменданта города! Шубер был согласен на ее брак с Галаниным но при условии, если она отречется от своей принадлежности к великому русскому народу… Галанин согласился оформить их связь, только если она станет в глазах его немцев немкой! Только теперь она все поняла… и точно пелена упала с ее глаз…

Она схватила карточку Галанина, всмотрелась в, как будто, чужое лицо! Ну, конечно, это был немец! Умный, храбрый, красивый, но нерусский. В немецкой форме с немецким железным крестом! Лицо такое же надменное и снисходительное, как, например, у Шубера! Она вдруг вспомнила о его ласках и своих безумствах и покраснела до слез… старалась в отчаянии оправдать себя тем, что любила русского, а не немца и, к своему ужасу, должна была признать, что не в этом было дело, что стоит ему даже сейчас войти, взять ее за руку и она ему снова немедленно подчинится и отдастся!

Какое счастье, что его не было здесь, теперь, вдали она сможет от него избавиться! Медленно с усилием, как будто это была не бумага, а кусок панцерной стали, она разорвала удостоверение Шубера на мелкие куски, выбросила за окно и смотрела как прохладный осенний ветер подхватил, закрутил, рассыпал по двору мелкие обрывки и погнал их дальше в открытые ворота, куда с мычанием входила радостная корова подгоняемая тетей Маней! Стало легко и радостно! Точно вместе с этим удостоверением она выбросила за окно все то ненужное и грязное, что мучило ее с тех пор как она подчинилась непонятному наваждению…

Сорвав с ветки яблони большое красное яблоко, она укусила его сочную сладкую мякоть, ела с наслаждением, зажмурив глаза… «Русское яблоко! я ем русское яблоко! и я не немка, а русская! я люблю и уважаю всех русских и ненавижу вас всех, немцы, и вас Шубер и вас… Галанин! да! ненавижу и презираю!» Тряхнув своими золотыми кудрями, они стала снова прежней чистой и холодной Верой!

О своем намерении порвать с Галаниным она сообщила тете Мане, которая с радостью перекрестилась! Потому что всегда надеялась, что рано или поздно, Вера и Ваня помирятся и снова будут вместе… От Вани давно не было вестей и вот, однажды, в окно кто то потихоньку постучал, потом Аверьян просунул свою голову между ветвями яблони и напугал Веру своими таинственными косыми глазами… долго шепотом объяснял, ходил вокруг да около, пока не сказал о причине своего посещения: пришел он из Лугового, принес поклон и записочку от командира партизанского отряда дяди Вани, который оказался старым знакомцем… Иваном Петровичем Холматовым! Исчез Аверьян также внезапно как появился, а в записочке, которую развернула прибежавшая, тетя Маня и прочла с трудом разбирая знакомый почерк сквозь пелену слез, было написано: «Шлю вам всем, а в особенности Вере, мои наилучшие пожелания! Ваш любящий Ваня!» Коротко и ясно! Тут уже совсем отчетливо была видна рука Господа! Эта рука перстом указывала, где надо было искать счастье Веры! На другое утро Вера написала длинное письмо Галанину… Просила его все забыть оставить ее в покое! Написала даже, что никогда его не любила и ошибалась в своем чувстве… тетя Маня тоже добавила несколько строчек… Христом Богом просила оставить в покое Веру, город и район!

В тот же день это письмо в сопровождении письма Шубера отправилось в мешке полевой почты на Комарове. Это было накануне истории в Париках, где погибла комиссия немцев, везли этот мешок на грузовом автомобиле вместе с продуктовыми посылками, отправляемых немцами своим родным в Германию… да не довезли… за Озерным нарвались на засаду дяди Вани… немцы остались лежать на лесной дороге, широко раскинув руки и ноги, а мешок попал к дяде Ване, который обратил внимание на казенные пакеты с донесениями коменданта города, Ратмана и Бауэра, а частные письма приказал здесь же на поляне сжечь! Сгорело и письмо Веры и с тех пор Галанин никогда больше не получал писем из города К… Весь район был охвачен партизанским движением! тут было не до писем!

В дождливый холодный ноябрьский день Шубер вызвал к себе Веру из горуправле-ния; постаревший и сердитый он сразу приступил к делу: «Давно вы не приходили ко мне с вашими письмами для Галанина… Забываете его и вашего старого друга! Плохо, очень плохо… впрочем сейчас не до наших маленьких личных дел! Я хотел только вам посоветовать поскорее отсюда уезжать! Я мог бы вас устроить на время в Берлине у моей жены! Вам было бы легко и приятно там жить! там же вы и выйдете замуж! А здесь! я не ручаюсь даже за вашу жизнь! Вы невеста немецкого офицера, кроме того работаете переводчицей в горуправлении! Этого не прощают бандиты! Завтра идет колонна машин на Комарово и я распорядился.» Страшно удивился, когда Вера отказалась покинуть город! старался убедить: «Положение очень плохое! Хуже чем думаете! Я ожидаю со дня на день нападения! И не ручаюсь, что и на этот раз их отобью!

Их очень много и кроме того я один… нет Галанина… эти Бауэр и Ратман никуда не годятся… Бауэр знает только свои гешефты… Ратман-толстовец! Говорю это вам, потому что вы наша и не будете болтать! Подумайте еще раз хорошенько и вы согласитесь со мною!» Но Вера упрямо стояла на своем, говорила, что не может оставить своих родных на произвол судьбы, что вообще родину ни при каких обстоятельствах не покинет, что она русская и хочет умереть она на русской земле!» Растрогала старого вояку:

«Хорошо, хорошо, не хотите, не надо! Хм! вы храбрая девушка и Галанин может вами гордиться! А скажите, у вас есть оружие? Нет?» Он выдвинул ящик стола, вынул оттуда наган, несколько пачек патронов: «Вот, возьмите, пригодится на всякий случай… Это русский револьвер… недурен, хотя несколько старомоден! Превосходная дальность и меткость! Я распоряжусь, что бы вам выписали удостоверение на право ношения! Умеете стрелять? Не боитесь?»

Вера кивнула головой, положила револьвер в портфель и поднялась, что бы уходить. Шубер ее не задерживал, посмотрел ей вслед нахмурившись… он по стариковски замечал какую то неуловимую враждебность во взгляде и голосе этой красивой русской девушки, не мог понять причину, вздохнув закричал: «Коль, немедленно пошлите за Ратманом и Киршем! Что же они запаздывают, эти господа! Один! всегда один. Никто ничего не желает делать! Да вызовите и господина Шаландина! Это очень способный и храбрый человек… он один, кажется, ясно видит обстановку!»