Владимир Герлах - Изменник

Жаль только, что неосторожно, не пользовались укрытиями… но ничего! тем лучше! пусть Котлярова видит, как немцы воюют под его командой!! Хмурясь он кричал: «Форвертс! Зиг! Хэйль!» И слушал как. громоподобно кричали его солдаты! Так громко, что этот гром и молния его оглушили. Он упал и, выругавшись, хотел подняться, но не мог… гром утих и молния погасла… Он умер, как раз тогда, когда ему хотелось плакать от счастья и упоения победой!

Вера приняла единственное решение, которое она, как советская девушка, и патриотка, могла принять! Только таким образом можно было остановить бегство партизан и гибель вместе с ними ее Вани! Освободить город от власти оккупантов! Наган, который ей дал на всякий случай Шубер, лежал в верхнем ящике комода, он был в полной исправности, смазанный и заряженный в свое время дядей Прохором, очень довольным этим знаком доверия немца их дому! Побежать туда, схватить его, вернуться к окну и выстрелить в Шубера, это было делом одной минуты… она не хотела его смерти… она хотела только его тяжело ранить, что бы не дать ему возможности командовать солдатами. Она выстрелила один раз, но видно промахнулась, так как Шубер продолжал бодро идти вперед и кричать… Волнуясь и дрожа, она прицелилась ему в голову и выстрелила в другой раз и в третий! О радостью она увидела как Шубер упал и задрыгал своими ногами, увидела как немцы замялись около своего командира, как трое пытались его понести, но упали вместе со своей ношей скошенные пулеметной очередью… как остальные немцы, вдруг, повернули назад и побежали в панике, бросая автоматы… некоторые останавливались и поднимали руки к небу, стараясь кому то сдаться, но падали и затихали… и снова по улице бежал человек в кожанке и весело кричал: «За родину! за Сталина!» И снова вихрем летело вперед красное напившееся кровью знамя… только теперь никто больше не падал и знамя все выше поднималось к небу, и вся улица, вдруг наполнилась горожанами, пораспахивались ворота, окна и двери… все кричали, плакали и обнимались! Это была победа!

Когда Шубер упал и забился в агонии, Вера, вдруг почувствовала, как кто-то сзади схватил ее за плечи. Она обернулась и увидела перед собой лицо дяди Прохора, искаженное ужасом и злобой! Продолжая одной рукой держать Веру другой он вырвал у нее наган и прохрипел задыхаясь: «Змея! Ты за что Шубера убила? За то, что он тебя от Шульце спас? Твое спасибо ему сердечное? Из нагана, который он тебе для обороны дал? Отрекаюсь от тебя, коммунистка! Будь же ты проклята! Во веки веков!» Вера вырвалась из его ослабевших рук бросилась на улицу…

Еще слышна была редкая стрельба и крики на площади, где партизаны уже взяли штурмом в рукопашном бою последний оплот оккупантов, их комендатуру, но всем было ясно, что бой кончался… всюду были радостные лица, смех и шутки. Над трупом Шубера склонились любопытные: «Товарищи! Да ведь это наш Шуба! Лежит гад и не шелохнется, смотри куда пуля попала? прямо под ухо сзади!» Старичок, сторож немецкого кладбища из дома напротив, подошел к Вере, которая, как во сне, смотрела в мертвые глаза Шубера: «Товарищ Вера! здорово вы его шлепнули! Как раз во время! Я видал как вы из окна в него целились! Все видел! Хе, хе! Будет, гад, знать наших советских девушек!» Каблуком он ударил по рту Шубера, посторонился перед подъехавшей телегой. Веселый и грязный колхозник суетливо привязал Шубе-ра за ноги к телеге, предварительно стащив сапоги, чмокнул и дернул за вожжи: «А ну ка, товарищи, посторонись! прокачу я нашего любимого коменданта по городу!! Но!» Кнутом изо всех сил хлестнул худого коня, понесся вскачь; за телегой потащился, запрыгал на ухабах, подметая своей шинелью снег Шубер! В толпе весело гикали и смеялись…

По улице рысью ехали двое верховых в полушубках и ушанках… один из них подхватил падающую Веру… Старичок сторож сокрушенно качал головой: «Иш, как она сомлела. Не привычна к мертвым, а между прочим, сама из окошка Шубера кокнула! Все видал! Герой, девушка! как раз, когда нужно было!» Человек в кожанке подошел к верховым отбросил волосы с глаз: «Город взят, товарищ Холматов! Остатки полиции бежали в лес, но их командир Шаландин убит! Захвачена огромная добыча! Славный выпал денек и снежок очень кстати! А, вот она, моя красавица! Если бы вы слыхали, товарищи, как она нам кричала: «за родину! за Сталина!?» Спасла положение! Да чего вы стоите? Несем ее в дом! а вот и ее мать бежит». Снег падал все больше, подгоняемый ветром, вихрился в снежную бурю!

Начался суд и расправа с врагами советского народа! Судили в помещении горсовета, там, где во время оккупации помещалась немецкая комендатура! Вывесили вместо сорванного и растоптанного в клочья немецкого знамени, советское красное, уселись за стол и начали! Делали все скоро и точно! Одних, немногих, выпускали снова на свободу, других многочисленных, уводили на берег Сони и там расстреливали. Работа по ликвидации врагов народа облегчалась показаниями и доносами тех, кто страдал во время немецкой оккупации и показаниями детей, действовавших бескорыстно и весело… Подавались товарищу Холматову списки, которые бережно хранились в течении долгих месяцев, а мальчишки сами водили партизан по домам тех, кто прятался и показывали пальцами на закрытия ставни и ворота: «Вот тут, дяденьки, Дунька, сука живет! она с полицейскими и немцами гуляла! а вот тут Валька с переводчиком Артуром самогонку пила! а вон там за занавесками Шурка, жена Жукова, что к Галанину из областного прибежала!»

Разбивали прикладами двери вдребезги, вытаскивали за распатланные волосы ревущих Дунек и Валек, тащили по глубокому снегу на допрос дяде Ване! Шурку не нашли, в последний момент успела, стерва, убежать вместе со своим полицейским на лодке по реке Сони, по которой уже шло первое сало! Только ее одну из потаскух не нашли, не притянули к ответу, а остальных всех, кто сытно и сладко жил при немцах, за распутство и измену наказывали высшей мерой наказания! Не мучили, не били и животов не распарывали, как это делали бандиты Соболева, ставили штемпель против фамилии преступника и отводили его или ее к толпе остальных виновных, а когда их набиралось достаточно, вели всех скоро на берег Сони и там кончали точно и просто пулей в непокорный затылок и пускали потом плыть по Сони в снежных берегах, дальше в Березину, Днепр на Черное море. Рассказывать всем прибрежным колхозам, совхозам и городам еще занятым немцами о том, что ждет остальных еще живых изменников! В два дня кончили эту кровавую неприятную, но нужную работу.

Не узнать было товарища Холматова, инженера изобретателя, тихого Вериного жениха! Как будто тот же молодой и славный добрый парень как раньше, так же смеялся весело и заразительно, показывая ровные крепкие зубы!.. а вот, если присмотреться в его заостренные глаза, в жесткую складку губ, в, как будто, более костлявый и тяжелый подбородок — нет! не он! Другой властный и беспощадный советский мститель, выкованный в кузнице войны, такой же как и его помощник Семенов и политрук Козлов, тот что в кожаной тужурке вел партизан на штурм города!