Владимир Герлах - Изменник

Все немецкие офицеры временно прекратили свое веселье, посовещались, вид нескольких солдат в рванных мундирах, с выбитыми зубами с огромными синяками на предвещал ничего доброго. На темных улицах царствовал хаос, вызванный этими унтерменшами, которых так ярко описал Галанин, в настоящее время немец, но в прошлом тоже недалеко ушедший от Азии.

С другой стороны в кафе было чрезвычайно весело и уютно! Много красивых француженок, которые, не жеманясь, садились на колени и с ними танцевали под звуки граммофона и, если иногда вдруг, плакали то недолго и снова подчинялись желаниям победителей. Правда, после того как их уговорил в уголку Галанин. Этот замечательный собутыльник. Веселый и услужливый. И преданный! Баер был совершенно прав, но если прав, то нужно до конца использовать этого офицера восточного батальона. И все сошлись на одном: отправить его в город, дав ему полномочие прекратить начавшиеся беспорядки и восстановить дисциплину среди русских!

Галанин, слегка щелкнул каблуками, ушел, подставив свою голову под кран, долго лил ледяную воду на разгоряченный затылок. Потом вытерся полотенцем, принесенным услужливой хозяйкой, посмотрел на нее внимательно совершенно трезвыми глазами: «Я иду на улицы прекратить грабежи и бесчинства. В мое отсутствие, что бы не было здесь недоразумений. Пусть ваши служанки не слишком упрямятся; я уже им говорил! Если кто-нибудь из них не может, пусть уйдет и на ее место найдите какую-нибудь проститутку. Что бы немцы довольны были. Это единственный способ спасти что еще можно спасти, спасти ваш город, погибающий по глупости вашего дурака кюре!»

Снял с позиции Первую роту и начал действовать от имени полковника Шварца. Сам с русскими офицерами: Красильниковым, Воробьевым и Жуковым следил за порядком. Расположил свой штаб в другом кафе на околице, сам ходил по улицам и наблюдал. Не был доволен своими солдатами. В одном доме откуда неслись крики и плач нашел на месте преступления солдата Шарова, который успел изнасиловать десятилетнюю девочку на глазах испуганной матери, потерявшей рассудок от ужаса и горя. Положил конец преступлению и спросил Шарова, почему он зверствовал? Маленький худой солдат с цыганским загоревшим лицом и желтыми белками глаз, бегающими при свете карманного фонаря, ослепленный ярким светом, смеялся наглым, пьяным смехом: «Так я же пьяный, ей Богу ничего не помню! Откуда она взялась, думал что она сама этого хотела, а она целкой оказалась! Ей Богу ничего…!» Замолчал сразу, проглотив пулю посланную ему в рот Галаниным, упал и сразу затих. Галанин вложил маузер в кобуру, коротко приказал: «Убрать эту падаль! Он давно позорит наш батальон! Так же буду поступать с каждым, кто будет насиловать и грабить! Стыдно! Не берите примера с немцев! Вспомните нашу родину, будьте достойными ее сынами!»

Сначала сказал по-русски, потом по-немецки сопровождающему его смешанному патрулю из немцев и русских под командованием Жукова. Потом навел порядок железной рукой в два счета. Население, уцелевшее от расстрелов и не убежавшее в лес, быстро сообразило выгоду, которую можно было извлечь из этого веселого русского офицера!

Какими-то неведомыми путями узнали все, что он говорил в санчасти, где русский доктор тоже веселый и милый, одновременно производил сложные и опасные ампутации и с успехом помог в родах одной испугавшейся до смерти женщине. Узнали его действия и в кафе мадам Гро, где он успел организовать походный бордель для спасения оставшихся в живых и их имущества. Выходили, не боясь, из домов, подходили к патрулям русского батальона, знаками на ломанном немецком языке пытались объясниться: «Где лейтенант Галанин? Спасите нас, не можем потушить пожар у соседей!»

Веселые, милые русские солдаты лезли в дом с криком и смехом тушили тлеющие тряпки, слегка хлопали по бедрам женщин и получали в награду стакан вина, иногда многообещающую улыбку, объясняли знаками и при помощи набора русских немецких и французских слов: «Лейтенант Галанин… туда… дорт! Мусью не бойся! Мне твоя баба, лахвам и даром не нужна. У нея не ж… а, а одни кости! За что возьмуся?» Овуар мадам… мусью… куше… спокойно!» И скоро было в самом деле спокойно. В кафе Гро совершенно пьяные немецкие офицеры танцевали с податливыми француженками, иногда уединялись парочками в номерах наверху… Занималась заря, догорали дома расстрелянных, среди развалин по пустым улицам проходили, не спеша, патрули Восточного батальона, переговаривались сонными по утреннему хриплыми голосами. Расстрелянные около церкви смотрели на них своими мертвыми глазами и слушали, удивлялись, так как, несмотря на свою немецкую форму, эти люди имели странные знаки отличия и говорили на непонятном языке, никогда ранее неслыханном в этом лесном районе Франции…

В Нормандии было очень плохо. Фронт был еще тверд, но была уже угроза прорыва на парижском направлении. Грозила катастрофа: отступление за Рейн и потом… страшно было подумать, что будет потом! Лучше не думать, а действовать, всеми силами, что бы помочь слабеющему фронту. Так как железные дороги систематически разрушались авиацией союзников, нужно было обеспечить подвоз подкреплений, боеприпасов и продовольствия по национальным дорогам. Но эти дороги внезапно оказались под угрозой макисаров-террористов, как упорно называли их немцы. Эти дороги нужно было сделать безопасными, во что бы то ни стало, самими беспощадными способами. На наиболее угрожаемые посылались батальоны: восточные и охранные с инструкциями подавить самыми решительными мерами начавшееся восстание! Командиры их получили «Carte Blanche» убивать, вешать и расстреливать, пытать, жечь и взрывать населенные пункты, но добиться спокойствия и порядка. Такие же инструкции получил и восточный батальон капитана Баера. Получил боевое задание очистить Морван от террористов и обеспечить безопасность дороги Отен-Невер.

Собрались в два счета и в одно прекрасное летнее утро батальон ушел в направлении Морвана, уехал на автобусах, на легковых машинах, на телегах и на велосипедах. Галанин с первым взводом остался еще на один день что бы принять пополнение — 102 украинцев, присланных Аккерманом, только что эвакуированных из России, уже полностью очищенной красной армией. Среди этих украинцев было четыре добровольца из «Остов» рабочих, которых вызвал Галанин по просьбе его солдат, — сам месяц тому назад подписал свое согласие, принять их на службу в батальон: Комарова, Семенова, Акимова и Петренко… На опустевшем дворе штаба батальона, где стояли автобусы для перевозки пополнения дальше на Морван, выстроились все 102 бойца. Жуков со списком в руках делал перекличку, рассматривал новичков и крутил головой.