Прасковья Орлова-Савина - Автобиография

Тут я начала поспешно собираться. Мой неизменный друг, Н. И. Греч, начал всеми средствами стараться облегчить мой путь: писал в Харьков к губернатору Кокошкину, чтобы мне приготовили тарантас и почтальона в провожатые до Симферополя. Я ехала совершенно одна: моя верная горничная Татьяна просила взять ее с собой, но я сказала, что она имеет отца и мать стариков, и я не посмею подвергать ее опасности. Мою матушку я взяла с собой до Москвы. Там жила моя приятельница Ф. П. Ла-нина, и я была уверена, что ей будет у них покойно.

В последних числах апреля мы выехали в Москву, и 1-го мая я была уже в Лавре Преп. Сергия, где желала приобщиться Св. Тайн. Не зная никого из монахов, я спросила, кто здесь духовник. Мне назвали Николая и Авраамия. Не знаю по-чему — я просила сказать о. Авраамию. ослушник, возвратясь, сказал, что о. Авраам будет ожидать меня после Всенощной в церкви Пр. Никона. Когда вошла в церковь, я была поражена видом этого благолепного старца! Чтобы определить эту дивную личность, довольно сказать, что он был священником в Воронеже, лишился жены и сьша на 25 году жизни, пошел в монахи и незадолго до кончины высок, преосв. Антония, который открывал мощи Святителя Митрофана, был избран в духовники. О. Авраамий мне сам рассказывал, как Владыка, позвав его, приказал идти, надеть епитрахиль и исповедать его. «Я задрожал… упал в ноги, не имея возможности от страха слово сказать… Преосвященный поднял меня, успокоил… и я с тех пор, до кончины преосв., был его духовником». После он перешел в Троице-Сергиеву Лавру; перевез туда свою почтенную матушку, ночуя у которой я видела почти наяву Ангела. Затем, запасшись Бла-годатию Тела и Крови Христовой, я предалась воле Божией и 6-го мая выехала. Надо прибавить, что в Москве я повидалась с Александром Ивановичем Казначее-вым, моим кумом и очень преданным мне человеком. Александр Иванович, как всеми уважаемый сенатор, также помог мне своим влиянием: поручил почт-директору г-ну Рейнебот, чтобы меня всю дорогу берегли и покоили, и я ехала в почтовой карете как в собственной.

Благодарю тебя, мой милый, добрый брат, за письмо и особенно за стихи. Они доставили всем нам величайшее удовольствие. Вот стихи:

В день Иова многострадального Шестого мая ты, сестра, Отправилась до града дальнего, В путь правды, чести и добра; Но мысль об Иовлем страдании Чтоб не нагнала грусти тень, То вспомни, что креста сияние Седьмого на другой же день; В осьмой же день любви наследника,

Ты богослова призови,

Любви и проповедника

Христовой правды и любви;

Девятый мая день Святителя,

Кого нам дал Творец благой,

Как воздержание учителя,

Как образ кротости святой,

Как Чудотворца и ходатая,

Кто жизнь по церкви ревновал,

Кто нищетой стяжал богатая,

Смирением высокая стяжал.

Десятый мая день: вот обрати внимание

В сей день Таисии Блаженной воздаяние;

Равно разбойника прощенного судьбе:

За миг решимости, за скорость в покаянии,

Бог все ей вмиг простил и душу взял к себе.

Так с этим облаком свидетелей,

Что Бог дает на все нам дни,

Лети на подвиг добродетелей

И чистоту души храни.

Терпенье и к кресту усердие,

И Богослова дар любви,

И Николая милосердие,

Ты с покаянием Таисии зови;

Не забывай смирения, стыдливости,

В молчании свершая свой обет…

А на любовь сам Бог, не медля, даст ответ:

Как полдень выведет Он дело справедливости

И правду явит всем, как полный солнца свет.

Прощай! В пределы Симферополя Спеши до Духова иль Троицына дня. Там не под тенью лип и тополя, Но средь болезней и огня, Встречая жертвы Севастополя, Молись, сестра, и за меня! Кто к ближнему любовью дышит, Того молитвы Бог услышит.

Я выезжаю в пятницу; тут только начнется мое служение, а тепфь просто совестно: довольство, спокойствие и дивная природа окружают меня. Я не говорю уже о людях: это избранники Божий на дела милосердия. Одно наблюдаю, чтобы чаще бывать в храме Божием. Сегодня ездила с маменькой на кладбище; там слушала обедню, служила панихиду и потом на могиле литию. Просила батюшку с небес благословить меня. Нашла могилу бабушки, ее детей и от них, как от Ангелов, требовала заступничества перед престолом Божиим.

Я, благодаря Господа, совершенно здорова и спокойна! Дай Бог и вам всем того же. Маменька только беспокоит меня: она, кажется, очень грустит о моем отъезде. Бог милостив, без меня ее скорее успокоят. Ах, как мне жаль бедного Ивана Ивановича Сосницкого. Если Господь еще не призвал его и ты его увидишь, передай ему мое душевное желание здоровья и счастья.

Расцелуй от меня Варю и всех деточек. Христос с тобою! Прощай и не ленись почаще утешать твоими письмами всем сердцем любящую тебя сестру и друга.

5-го мая 1855 г.

Любезный милый друг и брат! Благодаря Господа, я благополучно приехала в Курск. Но тут начались маленькие испытания. Вижу, что вещи мои вынимают из кареты, и спрашиваю: что же, отсюда пойдет другой экипаж? Мне отвечают: «Нет. До Харькова 200 верст, и вы должны нанять лошадей». Делать нечего: я должна была сама возиться с перевозкою вещей; потом путешествовать пешком к почтмейстеру и обратно, чтобы выпросить почтальона в провожатые до Харькова, но почтмейстер мне отказал. Тогда я вслух выразила мое горе, сказав: «Ах, зачем это Александр Иванович не предупредил меня об этой остановке?» — «Кто это Алекс. Ив.?» — спросил старичок почтмейстер. «Казначеев, сенатор в Москве». — «Матушка, — вскричал он, — да это мой благодетель; дня него я все сделаю». И сейчас назначил мне почтальона в провожатые.

(Дополнение: Одно жаль, что данный мне почтальон всю дорогу пил, т. е. угощался на станциях у смотрителей. Это меня пугало и огорчало, тем более что 200 верст от Курска до Харькова не много, а каково будет, если мне на 800 верст, от Харькова до Симферополя, попадется такое же сокровище — беда!.. Вот почему я еще более обрадовалась встрече в Харькове с мужем моей сестры — Шубертом.)

Пожалуйста, брат, пиши почаще к маменьке. Я писала ей из Тулы и отсюда, но потом не буду иметь возможности писать часто, а твои письма должны ее успокаивать. Крепко целую тебя за милые стихи. Прошу продолжать. Если Господь возвратит меня, то для меня будет большая отрада и награда читать их. Будь здоров! Молись за меня и не забывай почаще утешать письмами всей душой любящую тебя сестру.

9 мая 1855 года

P. S. Я видела здесь очень много пленных турок; одеты они бедно, но на вид здоровы. Говорят, что они довольно смирны, но который зашалит, того заставляют работать. ладят они совершенно свободно, только все партиями, вероятно, боятся обиды. А наши православные, хотя и живут тут, а не перестают на них глазеть.