Прасковья Орлова-Савина - Автобиография

Я встала чуть свет и, приехав, пошла прямо к о. архимандриту Лаврентию. «Простите, родной батюшка! я виновата, не испросив вашего благословения: вчера, после отпева, отправила к вам моего усопшего мужа». И этот ангел, любя меня, сказал: «И очень хорошо сделала; здесь и ты и мы помолимся об его душе, да он же родственник Цыпе» (так всегда звал больную В. А. Теглеву глубоко уважающий ее о. архимандрит). Сейчас сам указал место — близ собора, против своих окон. Я вскоре поставила прекрасный памятник: аналой из темного гранита, покрытый белой мраморной пеленой с золоченой бахромой. На аналое открытое Евангелие с текстом: «Приидите ко мне все труждающиеся и обремененные и я успокою Вас». Вверху вызолоченный крест. Все это исполнялось по рисунку и под присмотром Ив. Ив. Сосницкого, а у него был изящный вкус.

Окончив все эти тяжелые заботы, я описала все Ф. К., имея уже 2-х летнюю привычку по его дружбе и просьбе ко мне писать ему все, что со мной делается. Ответ его был в таком тоне, что я, хотя давно видела его теплые чувства ко мне, но зная его нежелание жениться, никак не думала, что моя свобода перевернет все его убеждения. В ответ я написала не дружеское, а довольно сухое письмо, где высказала, что, будучи так несчастлива в замужестве, я теперь отдохну с моей матушкой, которая всегда боялась, что муж приедет и будет жить со мною. После этого

Ф. К. начал приближаться к своей цели: уговаривать меня — ввиду его болезненного состояния — быть ему другом, помощницей, сестрой. Я всегда, по примеру незабвенного отца, имела желание быть полезной ближним и видела, что, сделавшись женой Ф. Кондр., у меня будет широкое поле деятельности… И все почитаемые мною люди: о. архимандрит, Варвара Александровна, все Кня-жевичи советовали не отказывать Ф. К.

Но пора сказать правду: у меня была старинная зазнобушка— Н. В. Беклемишев. Я уже упоминала выше, что он всегда любил меня и никогда не оскорбил признанием в любви. Тут я начала раздумывать: за что же я предпочту Савина Беклемишеву. А если и теперь, несмотря на нашу долгую разлуку, он все еще меня любит! Если подумаешь, что меня прельщает богатство Савина, которого я ни прежде, ни после замужества не знала, чему доказательство мой процесс с его племянником. Тут я решила добиться истины. Поехала в Москву, была в театре и просила позвать ко мне Ермолова (отца известной артистки). Н. А. Ермолов был неважный человек в театральном мире, но его очень любил Беклемишев. Я спросила Ермолова, имеет ли он какое сношение с Н. В. и знает ли последний, что я овдовела. «Знает, — отвечал Н. А., — и в последний раз, когда я видел его, он так был болен, что сказал: «Я скоро умру». И действительно, скончался за границей. На его памятнике в Москве, в Новодевичьем монастыре, написано: «Н. В. Беклемишев родился 1818 г. апреля 5. Скончался 1866 г. мая 28 дня». Когда я была уже замужем за Ф. К. Савиным, приезжала какая-то женщина помолиться Пр<���еподобному> Нилу и посмотреть на меня, как она мне сама сказала. Встретила я ее у м. игум. Агнии, и, узнав, что она жила у Н. В., я пригласила ее к себе и много обо всем расспрашивала. Она очень откровенно мне сказала, что Н. В. часто говорил ей, как он меня любит, и ее приблизил к себе (как экономку) за то, что она имела сходство со мною. И это правда: такое же белое, полное лицо, некоторые черты, светлые глаза и волосы, только рост и фигура совсем не похожи.

Я давно слышала, что у Н. В. есть аль->ом, наполненный только моим изображением: и фотографически, и акварелью, и просто карандашом. Я спросила, где этот альбом? Она ответила, что наследники взяли его; а осталось много бумаг. Я просила переслать их мне; она с удовольствием исполнила мое желание, и теперь у меня много стихов и прозы Ник. Вас. и П. С. Мочалова, весьма интересных. Может быть, мой сердечный порыв и как бы желание вызвать к себе Н. В. покажется предосудительным, но для оправдания я помешу здесь письмо его от 23 марта 1852 г.: «Как благодарить Вас, добрый друг мой (да простится и да будет дозволено мне так называть Вас), за милое и вполне дружеское письмо Ваше. По крайней мере десять раз я перечел его, и каждый раз воспоминание развивало мой свиток, и я видел ряд длинных, давно прошедших вечеров, проведенных мною в трехоконном домике на бульваре Рождественском. P. S. Кстати, Вы уехали из Москвы в четверг, в пятницу я случайно проехал мимо этого домика, и мне грустно было на него смотреть — три окна на улицу глядят холодно: они пусты, дом серенький, точно в трауре — запала проторенная мною Дорожка к нему. Намекнув на мои седины, Вы дали право мне на откровенность: да… я любил Вас… В воскресенье в 8 часов вечера я благополучно прибыл в свою деревню и залег в ней, как медведь в берлоге. Что же я? — спросите Вы меня, — и вот ответ. Жизнь моя разделена на две половины; одна из них светлая и радостная, точно роскошная долина Италии, вся осыпанная золотыми лучами сол^ нца и цветами, в ней везде жизнь, говор, движение, в ней наслаждение и счастие. Другая половина бесцветная однообразная степь Сибири, вся занесенная снегом, — тут везде грусть, скука, омертвение! Первая — жизнь мечты, в которой я царь, где все мне повинуется, жизнь духа, которая существует только в мыслях; другая жизнь вещественная, вседневная, обыденная, меркантильная, в которой я раб, — жизнь тела! Да, друг мой, да! Я живу мечтами, часто несбыточными, но зато прекрасными! И когда, наскучив пошлой прозой вещественной жизни, я убегаю из нее на минуту в мир фантазии, я горд и радостен, я с презрением готов сказать людям: «a vous la terre, a moi le ciel» [48] Вам земля, мне небо (фр.). . Да и сказать правду, чем бы были мы без мечты, куском ростбифа, каким-то существом немного поблагороднее устрицы. Что за жизнь! Страшно подумать о такой жизни. Вот плод первой половины моей жизни.

Когда падучею звездою Любовь былая промелькнет — Тогда могильной пеленою Тоска мне душу обовьет. Тогда невольно вспоминаешь, Что ты, любовь, мелькала мне: Зачем же скоро исчезаешь Ты, как росинка на траве. Давно ль младенческой душою Я верил в счастье и в людей… Давно ль с надеждой и тоскою Как Божеству молился ей. Но все исчезло — улетело, Как дым на небе голубом, А сердце пылкое истлело В страстей пожаре огневом. О Бога ради! не смущайте Самозабвения покой И для потехи не играйте Моей безумною душой.

Не правда ли? Что стихи эти походят более на фантасмагорию больного воображения, чем на стихи…

Жму крепко Вашу руку с просьбою не забывать человека душою Вам преданного и вполне Вас любящего.

Н. Беклемишев.

Через неделю наступит праздник Воскресения Христова— и по христианскому обычаю, говорю Вам заочно: Христос Воскрес!

Твоих морщин не замечаю… Моих седин не примечай. Тебя любить я обещаю — Меня хоть помнить обещай.