Александр Воронель - Избранные статьи

И в этом своем святом убеждении пребывал заодно со всей современной ему "прогрессивной" русской интеллигенцией. Его "народный" герой Платон Каратаев - порожденный его собственным воображением толстовец - так и не сыграл никакой положительной роли в российской истории. То, что получилось из российского общества в ходе революции, возникло скорее из сохранившегося в косном подсознании людей наследия Московского царства ХУ11 в., чем из идеалов Ясной Поляны Х1Х-го. И уж конечно не из ленинских марксистских теорий ХХ-го. Так же и современный исламизм происходит не от блестящего культурного наследия арабских элит некоторых процветавших исламских государств далекого прошлого, а из многих последующих застойных веков отсталых обществ, отодвинутых историей на периферию современного мира.

Я не думаю, что Толстой заблуждался. Я думаю, что он хотел, чтобы его фантазии были правдой, во что бы то ни стало и вопреки всякой реальности. Такова психология сильного идеолога. Таково условие возникновения нового идейного течения. Этому течению, толстовству, не суждено было сыграть роли при наличных исходных данных надвигавшейся русской революции. И потому Толстой сумел стать всего лишь ее невольным "зеркалом". Воспользовался ситуацией другой, более решительный, более скептичный и более адекватный вождь. Назвать его более практичным, рука не поднимается. Его марксистская теория, как и теория Толстого, как и всякая другая теория, сыграла тут совершенно незначительную роль. Совсем не обязательно адекватно понимать мир, чтобы его "перевернуть". Это стало одним из важных уроков российской революции.Тем более, это становится верным для сегодняшней "арабской весны".

Говоря о статистике "бесконечно малых элементов", Толстой допускал их взаимодействие и взаимовлияние в пределах возможностей своего века. Как писал Маяковский: "Единица - вздор, единица - ноль, голос единицы тоньше писка. Кто его услышит? - Разве жена - и то, если не на базаре, а близко." Действительно, ближайшее окружение человека включает, если не исключительно его семью, то еще 5-15 человек, которых может непосредственно задеть его решительный поступок.

Однако современная технология меняет дело.

В частности, пулемет Калашникова и заряд динамита дали возможность энергичному норвежцу Андреасу Брейвику в сугубо демократической стране единолично умертвить 77 непричастных людей (подростков) с единственной целью эффектно подтвердить свою политическую позицию. Таким образом круг прямого влияния, можно даже сказать власти, человека, в наше время заметно (на порядок) расширился.

Еще больше расширилась сфера косвенного воздействия современного человека. Теперь единица, снабженная интернетом, i-phon-ом, face-book-ом может охватить гораздо более широкий круг, чем во времена Л.Толстого и вовлечь в сферу своего воздействия тысячи людей одновременно и в нескольких странах (уже на два-три порядка больше).

Можно ли при таком могуществе отдельного гражданина по-прежнему считать его "бесконечно малым элементом"? Остается ли верным представление о хаотически беспорядочном характере процессов в системе таких "элементов"?

Мы уже привыкли, что, так называемый, "свободный рынок" на наших глазах зачастую становится объектом недобросовестной манипуляции нераспознаваемых, и часто злонамеренных, лиц. Теперь под прямым ударом находится "свободный рынок" идей, мнений и сведений.

В ХХI в. возможности отдельного человека неожиданно грандиозно выросли и оказались слишком велики для его, все еще ограниченного, едва ли не детского, сознания. Идеи, рассматривавшиеся выдающимися мыслителями-гуманистами ХIХ в., как желательные для просвещенных народов, в ХХI-м веке начали массово осуществляться политиками-популистами среднего уровня для народов, едва задетых просвещением. Да и в Европе два века просвещения, как ни странно, почти не продвинули массовое сознание до уровня разветвленного мышления, оставив его незащищенным от демагогического воздействия.

Когда одинокий мыслитель, подобный Льву Толстому, требует чего-то якобы важного "для всех", ("права знать", "права решать", "равенства прав" и т.д.) он, конечно, имеет в виду прежде всего себя и свой уровень осведомленности, а не семь миллиардов остальных жителей земного шара. Однако мы живем в мире вместе и одновременно с этими миллиардами, и их непредсказуемые порывы (а также ужасающие пустоты в культуре) невозможно игнорировать. Они растворят, ожесточат, упростят, усреднят, огрубят и обесцветят любую исходную инициативу. Современный гражданин, овладевший интернетом, i-phon-ом, face-book-ом (но не достигший ни уровня культуры, включающей знание принципов, на которых основаны все эти устройства, ни добросовестным стремлением к общему согласию) оказался способен собраться в толпу и произвести "арабскую весну", "захват Уолл-стрита" и "палаточный протест", оставаясь никак не способным воспользоваться плодами этих движений. Плодами таких движений всегда пользуются сплоченные группы фанатиков и карьеристов. Спустя десятилетия потом трудно отличить одних от других.

Молодым темпераментным людям честолюбие подсказывает прежде всего, что "протест - это наиболее высокая и наиболее перспективная самоорганизация человечества" ( Гейдар Джемаль - российский философ-исламист, один из идеологов "евразийского движения"). Действительно, на протест способны все и его перспективы безграничны. И одномоментно возглавить протестное возмущение тоже способны многие. Но на реальную длительную работу (даже, если это террор) способны только организации. Разработанная на Западе технология дает в руки людей мощные средства для создания организаций, но она не может дать организационных способностей людям, не одаренным такими способностями от природы. Создавать, возглавлять организации и проявлять творческую инициативу способны только редкие, волевые и дальновидные индивиды, природные лидеры. К сожалению, совсем не всегда и необязательно, благомыслящие...

Во времена Л.Толстого в российском обществе всерьез обсуждался вопрос: кто движет историю, отдельные герои или народные массы? Толстой, конечно, был за массы. И, глядя на стотысячные демонстрации на площади Тахрир, хочется с ним согласиться. Но, если вспомнить о начальных шагах этой революции, а также аналогичные революции в Тунисе, Ливии и Сирии, через сети оппозиционных кружков, собранные и объединенные интернетом, face-book-ом и т.п., можно и переменить точку зрения. В основе были смелые единичные инициаторы, вдохновлявшие толпу.

Если окажется, что современная история, в прямом противоречии с идеями Толстого, скорее зависит от личностей, на языке социологии это будет означать, что она непредсказуема, и течение событий определяется случайностью. Демократия во всех странах всегда находилась между Сциллой популистской диктатуры и Харибдой анархии. Анархия побеждает и расчищает дорогу деспотизму. Этот парадокс был хорошо известен еще древним грекам.

Читать дальше