Юрий Пантелеев - Полвека на флоте

Галлера знал весь служивый Кронштадт - на заводе и на кораблях, в учебных отрядах и на фортах. Уважение масс - сверху донизу - он снискал прежде всего внимательным и уважительным отношением к каждому человеку рабочему, матросу, командиру. И, безусловно, знанием дела и высокой культурой. Как начальник штаба, Л.М. Галлер был незаменимым помощником начальника Морских сил (наморси) Балтийского моря М.В. Викторова. Приходилось не раз слышать на мостике линкора, как Викторов говорил, обращаясь к командиру линкора:

- Нет, нет, не согласен! Делайте, как сказал Лев Михайлович...

Галлер никогда не повышал голоса. А если в его присутствии другие начальники давали себе волю и пускали в ход эпитеты, которых не встретишь ни в одной энциклопедии, он как-то сжимался от досады и старался положить этому конец.

В 1930 году парторганизация линкора единодушно приняла Галлера кандидатом в члены партии. В том же году он стал командующим Краснознаменным Балтийским флотом. В эти годы у меня вновь произошла встреча с Галлером, также надолго оставшаяся в памяти. Мы, слушатели академии, получили в штабе флота предписания на стажировку в штабы соединений и на корабли. Сидим на Петровской пристани в Кронштадте, ожидаем катера со своих кораблей. Ждать пришлось долго, мы парились на солнышке и судачили о флотских делах. К пристани подходили катера с начальством. Мы вставали, приветствовали. Никто на нас не обращал внимания. Большие и не очень большие начальники, небрежно козырнув, спешили по своим делам, а катера быстро отваливали от пристани и возвращались на рейд.

И вдруг видим: в воротах гавани появился всем известный паровой линкоровский катер с сияющей ярче солнца медной трубой. На носу трепетал флаг комфлота.

- Командующий!.. - пронеслось по пристани. Все повскакали на ноги, подтянулись. Катер подлетел к пристани. С него неторопливо сошел Л.М. Галлер, сопровождаемый группой штабных командиров. Осмотрев стоявших на пристани, он приблизился к нам и спросил:

- А вы, товарищи, кого ждете?

Мы представились и доложили, что ждем катера. Лев Михайлович оживился.

- А, академики? Это очень хорошо... С какого курса? Где раньше плавали?

Говорил он с нами долго. Когда очередь дошла до меня, я доложил:

- Бывший штурман линкора "Марат". Назначен в штаб бригады траления и заграждения.

Лев Михайлович, как всегда, поправил пальцем свои маленькие усики и улыбнулся:

- Как же, как же, помню, голубчик... Ну, а вы парусный спорт в академии не забросили? Помню, как хорошо вы раньше ходили в свежий ветер...

Я был удивлен и польщен его памятью.

Лев Михайлович повернулся и сказал старшине катера - усатому боцману-сверхсрочнику:

- Иван Николаевич! Развезите товарищей по кораблям.

Мы молча сели в катер и долго следили за удаляющейся высокой фигурой комфлота... В то утро к пристани подходило немало катеров, многим начальникам мы отдавали честь, но никто не поинтересовался нами. А комфлота не только заговорил с нами, но и выделил нам свой катер. Таким всегда и везде был этот человек.

Помню, в 1939 году, в самый разгар боевых действий на Карельском перешейке, Галлер позвонил из Москвы - он уже был начальником Главного морского штаба - и вызвал меня (я тогда возглавлял штаб флота), выслушал доклад об обстановке, а к концу разговора сказал:

- Да, еще один вопрос: скажите, пожалуйста, голубчик, что, на буксире "КП-5" все тот же капитан?

И Лев Михайлович назвал имя, отчество и фамилию. Увы, я не знал, что ответить. А Лев Михайлович деликатно заметил:

- Ничего, не смущайтесь, при случае узнайте, пожалуйста, и сообщите мне... Я помню его как одного из лучших капитанов...

И как же был обрадован этот старый моряк, когда я сказал ему, что начальник Главного морского штаба интересуется его судьбой...

Аккуратность и четкость в работе Льва Михайловича была изумительная. Докладывать ему оперативную обстановку было очень трудно. Лев Михайлович задавал множество уточняющих вопросов, и если мы не могли сразу ответить, он, не повышая голоса и не возмущаясь, с укором замечал:

- Как же так, голубчик, это же очень важно для понимания общей обстановки. Пожалуйста, уточните и доложите...

При этом он всегда делал ударение только на слово "пожалуйста".

В годы Великой Отечественной войны, а еще больше по окончании ее мне довелось работать в различных должностях в Главном морском штабе, и поэтому я очень близко соприкасался со Львом Михайловичем. Ему было уже за шестьдесят, а его работоспособности могли позавидовать тридцатилетние. Жил он в маленькой комнате - позади своего служебного кабинета. Бывало, в выходной день пройдется по улице Горького и через час опять за работой.

В июле на флот, и в частности к нам на "Марат", прибыли из училища комсостава первые выпускники - краскомы. Встретили их дружески. Служба пошла более четко и весело. Отличное пополнение! Г.А. Вербовик, И Д. Снитко, А.А. Руль, И.И. Грен и другие бывшие матросы, героически сражавшиеся с белыми под Петроградом, теперь получили высшее военно-морское образование. В годы Великой Отечественной войны все они прославились боевыми делами.

Наступил долгожданный день. 1 августа было приказано линкор вывести на Большой рейд и поставить на якорную бочку. Накануне командир вызвал меня и сказал:

- Штурман, пойдите на катере на рейд и установите вешку. Вот здесь должна стоять бочка... - Командир поставил на карте точку и предупредил: Помните, если бочка станет в любой другой точке рейда, то при разворотах по ветру мы можем закрыть движение остальным кораблям. Ясно?

Разумеется, я здорово волновался. Позорно будет, если, приведя на рейд такую махину, как линейный корабль, нам придется перемещать его с одного места на другое...

На счастье, день выдался солнечный, тихий. С катера я секстаном по углам приметных мест - маяков и мысов - долго выбирал точку, потратив на это не один час, благо меня никто не торопил.

На следующий день утром буксиры повели "Марат" на рейд. На баке играла музыка. У нас и на всех других кораблях команды были выстроены во фронт, на мачтах развевались приветственные сигналы.

Двигались мы очень медленно, осторожно. К обеду линкор стал на бочку, она находилась в точно назначенном месте.

Сейчас все эти опасения могут вызвать лишь ироническую улыбку, а тогда казалось, что проделана огромная и сложная работа. Командир линкора, видя мое волнение, подошел и, скрывая улыбку, прохрипел:

- Ну, что же, штурман, "бочоночек" стоит, кажется, на месте...

От радости у меня перехватило дыхание, и я ничего не ответил.

Ремонтные работы продолжались и на рейде. И вот опробована артиллерия, машины. Линкор поднял вымпел. Он в боевом строю.

Подошли баржи с углем. Его для наших двадцати пяти прожорливых котлов требовалось очень много. Был объявлен общий аврал, в котором участвовал весь экипаж, кроме командира, врача и радистов. Руководили работами старпом и главный боцман. Одни в трюмах барж насыпали мешки, другие эти мешки таскали на корабль.