Вячеслав Козляков - Марина Мнишек

«Царь Дмитрий Иванович» взошел на московский престол. Больше того, его признала «мать» – царица-инокиня Марфа Нагая, последняя жена царя Ивана Грозного и настоящая мать подлинного царевича Дмитрия. После этого у очевидцев чудесного превращения вчерашнего чернеца в царя и самодержца должны были отпасть всякие сомнения в истинности его истории.

Оправдались и все расчеты сандомирского воеводы Юрия Мнишка. Теперь он мог начинать приготовления к свадьбе своей дочери. Однако для разрешения возникших конфессиональных коллизий потребовалась переписка с папским престолом.

Захватывающее зрелище венчания Марины Мнишек со специально прибывшим в Краков представителем русского царя должно было привлечь многих. Тем более что в те же самые дни ожидался въезд в столицу Речи Посполитой новой жены короля Сигизмунда III эрцгерцогини Констанции Австрийской из дома Габсбургов. Одновременно происходившие брачные торжества погружали Краков в атмосферу безудержного веселья, помогая семейству Мнишков лучше познакомить соотечественников со своим царственным зятем. В отличие от времени появления царевича в Польше, его поддержка становилась не только их личным, но государственным делом. Она открывала новую эру в отношениях Польской короны и Великого княжества Литовского с Московским государством. Невероятный характер перемен, происходивших в судьбе подданной короля Сигизмунда III, был подчеркнут еще и тем, что Марина Мнишек после обручения становилась фигурой, в отношении которой следовало соблюдать дипломатический протокол. Но обо всем по порядку.

Как мы помним, в соответствии с договором от 25 мая 1603 года предстоящее бракосочетание сохранялось в тайне до тех пор, пока царевич не завоюет свой престол. С достижением царского трона в начале июня 1605 года царь Дмитрий Иванович должен был начать выполнять обещания, данные в Речи Посполитой.

Первым делом были взяты деньги из казны и отправлены будущему тестю (хотя и не вся обещанная сумма сразу). Дело же со свадьбой с Мариной Мнишек виделось уже не таким легким, как в Самборском замке в майские дни 1604 года. Вокруг обручения и коронации Марины Мнишек и царя Дмитрия Ивановича началась большая игра, в которой Марина была пока что, выражаясь терминологией шахматных любителей, всего лишь пешкой – но пешкой, стремящейся стать «королевой».

Сначала сам Юрий Мнишек в грамоте от 21 июля 1605 года обратился к Боярской думе, объясняя свою роль и помощь «в дохоженье государьства» царем Дмитрием Ивановичем, а также делая намеки на будущее «розмноженье прав ваших». В грамоте, отправленной из столичного города Кракова в столичный город Москву, сандомирский воевода выражал надежду, что за первые его «труды и зычливость» (доброжелательность) «милость и вдячность (благодарность. – В. К .) вашую познавати буду». Конечно, умному было достаточно, чтобы объяснить особую роль воеводы Юрия Мнишка в возведении на престол царя Дмитрия Ивановича. Но поскольку о будущей свадьбе царя с Мариной Мнишек ничего не говорилось, воевода мог только напугать московских бояр, не привыкших к прямым, без посредничества царя, контактам с равными им по статусу членами иноземных дворов. Письмо Юрия Мнишка означало, что он претендует на какую-то роль при царском дворе и в дальнейшем, а это нарушало привычные местнические счеты, ограждавшие правящие кланы от выскочек и властолюбцев, которым всегда можно было указать место по их «породе». Впрочем, бояре в ответной грамоте, посланной с гонцом Петром Чубаровым в сентябре 1605 года, отвечали, что они воеводу похваляют и «дякуют» (благодарят) [58] [58] Сб. РИО. Т. 137. С. 183-192. .

Какие-то «консультации», как сказали бы сегодня, царь Дмитрий Иванович в Москве все-таки вел, ибо необычное дело свадьбы русского царя с польской «воеводенкой» надо было вписать в рамки необходимого протокола. Позднее, правда, бояре жаловались, что новый царь забрал к себе в покои государственную печать и в его «канцрерии» стали распоряжаться не думные дьяки, а польские секретари. По-польски написано письмо царя Дмитрия Ивановича от 8 августа 1605 года, в котором он официально уведомлял о своей коронации в Москве (она состоялась 21 июля) [59] [59] См.: Ульяновский В. И. Царское венчание Лжедмитрия I: между Западом и Востоком? // Россия XV-XVIII столетий. Сб. научных статей. Юбилейное издание. Волгоград, 2001. С. 76-92. и скором отправлении в Речь Посполитую посла Афанасия Власьева. Этим документом по сути подтверждалось намерение царя Дмитрия Ивановича следовать договоренностям о женитьбе на Марине Мнишек [60] [60] СГГиД. Т. 2. № 95. С. 212-213. . Отдельного послания, датированного 13 сентября 1605 года, был удостоен и будущий шурин царя Станислав Мнишек. В это время между Москвой и Самбором сновали те самые польские секретари Станислав Слонский и Ян Бучинский, на которых жаловались московские бояре. Они вели переговоры о свадебной церемонии и привозили воеводе Юрию Мнишку необходимые средства для организации самого торжества в Кракове.

Из своей московской столицы с воеводой Юрием Мнишком обменивался «листами» не вчерашний «царевич», искавший помощи, а совсем другой человек. Увенчанный «шапкой Мономаха», он шел уже дальше, мечтая об императорской короне. Сандомирский воевода был не против стать отцом императора и императрицы, но в этом надо было еще убедить короля Сигизмунда III, которого только раздражали претензии московского государя Дмитрия Ивановича на непризнанный в Речи Посполитой царский титул, не говоря уже о титуле императорском. Дмитрий Иванович прямо сетовал воеводе Юрию Мнишку на то, что в Польской короне не считаются с его императорским титулом и все делают по своим порядкам. Однако приходилось идти на компромиссы. Когда к обручению в Кракове была изготовлена медаль с изображением самозванца, то в ней намеренно (как выяснил недавно А. В. Лаврентьев) запутали употребление в титулатуре слов «царь» или «цесарь», оставив простор для прочтения кириллической аббревиатуры [61] [61] Лаврентьев А. В. Царевич – царь – цесарь. Лжедмитрий I, его государственные печати, наградные знаки и медали. 1604-1606 гг. СПб., 2001. С. 105-108. . Но самое главное в том, что жених Марины Мнишек был изображен на медалях без короны и без царских регалий. Вместо этого на памятной медали присутствует профильное изображение человека в гусарской одежде то ли со скипетром, то ли с гетманской булавой в руках. Точно так же Дмитрий Иванович изображен на известных гравированных портретах, публиковавшихся в панегириках по случаю его обручения с Мариной Мнишек в Кракове.

Едва ли можно перечесть все детали, которые следовало предусмотреть и обсудить. Но было и главное, без чего вся церемония не могла состояться или иметь законной силы. Об этом дают представление два наказа, выданные секретарю царя Дмитрия Ивановича Яну Бучинскому, отправленному в ноябре 1605 года к воеводе Юрию Мнишку. «Iп perator» – так, коверкая латынь, подписался первый русский император Дмитрий Иванович – прежде всего распорядился передать от своего имени следующее: «1-е. Чтоб воевода у ксенжа у легата Папина промыслил и побил челом о волном позволенье, чтоб ее милость панна Марина причастилась на обедне от Патриарха нашего; потому что без того коронована не будет» [62] [62] СГГиД. Т. 2. № 105. С. 228-229. . Это был самый принципиальный пункт. Остановимся на нем подробнее и разберемся, чего требовал царь Дмитрий Иванович. Сопоставление текста, написанного по-польски, и перевода, опубликованного в «Собрании грамот и государственных договоров», показывает, что речь шла о таинстве причастия от московского патриарха именно при венчании («slubie»), как и в других статьях наказа. Следовательно, причастие от православного патриарха, которое могло трактоваться подданными царя Дмитрия Ивановича как переход его жены в другую веру, ставилось теперь главным условием коронации.