Вячеслав Козляков - Марина Мнишек

То, что произошло в храме, московские ортодоксы никогда не могли простить царю Дмитрию Ивановичу. Позднее, когда стало известно о его тайном католичестве, все случившееся было воспринято как осквернение святынь. По «Чину» царица Мария Юрьевна должна была прикладываться к иконе Владимирской Божьей Матери, образам митрополитов Петра и Ионы. Составители «Чина» предусмотрели даже такую деталь, как помощь «цесареве», отличавшейся маленьким ростом, в более удобном подходе к иконам: «А у образов и у чудотворцов, где государыне прикладыватца, приступцы зделати колодочки, смотря по местом». Ключевым моментом должно было стать получение царицей причастия из рук московского патриарха Игнатия: «А архидиакон и протодиакон зовут государыню цесареву на помазание и к причастию, и государыня пойдет к причастию, а государь пойдет с нею ж. И после совершения обедни, тутож перед царскими дверми быти венчанью». Но от миропомазания, как свидетельствовал архиепископ Арсений Елассонский, Лжедмитрий I и Марина Мнишек отказались, согласившись исполнить только обычный русский свадебный обряд.

Вот где должны были выйти наружу глубоко спрятанные конфессиональные разногласия по поводу принятия католички Марины Мнишек в православие. То, что являлось необходимым условием коронации с точки зрения иерархов русской церкви, – было невыполнимо из-за прямого запрета римского папы, отказавшего Марине Мнишек даже в компромиссе. Она, как уже говорилось, была обязана оставаться в католической вере и не принимать причастие от православного патриарха. Между тем сам Лжедмитрий I, венчавшийся в 1605 году на царство через обряд миропомазания во время литургии, вряд ли что-нибудь мог изменить в этом «Чине». Ничто другое, с точки зрения хранителей чистоты традиции – иерархов церкви во главе с патриархом греком Игнатием (при всей лояльности самозванцу и его самого, и всего Освященного собора), – не позволяло полностью воплотить идею Божественного освящения происходящего – только через обряд миропомазания на царство. Б. А. Успенский считает, что значение этого обряда еще больше усиливалось тем, что, в отличие от западной и даже византийской традиции, он по существу совпадал с чином крещения [121] [121] Успенский Б А Царь и патриарх Харизма власти в России (византийская модель и ее русское переосмысление) М, 1998 С 136-143, Ульяновский В И Царское венчание Лжедмитрия I С 76-92. . Участники церемонии решили успокоить свидетелей свадьбы царя Дмитрия Ивановича и Марины Мнишек уподоблением венчания древним образцам, но ничего не смогли сделать с ключевым пунктом причастия, который должен был символизировать в глазах окружающих переход царицы в православие. Не случайно поэтому из храма перед завершением коронации заранее решили удалить гостей. Так легче было убедить сомневающихся, что все свершилось как надо. Не случайно и то, что даже в свите Марины Мнишек были уверены, что коронация прошла по греческому обряду. И только прекрасно разбиравшиеся в литургических тонкостях иерархи православной церкви поняли, что могло стоять за отказом от причастия. Поняли – но не осудили царя, хотя и не смогли скрыть своей тревоги уже тогда в Успенском соборе. Впрочем, запоздалые признания обоих будущих русских патриархов – казанского митрополита Гермогена и ростовского митрополита Филарета, – последовавшие уже за свержением самозваного царя, стоили недорого: слишком много в них оказалось желания убедить современников в своей правоте и слишком мало – правды.

Итак, коронационный обряд, который должен был сопровождаться миропомазанием, окончательно запутал смысл торжеств для «московской стороны». Даже присутствовавшим, не говоря об историках, осталось неясным, приняли ли все-таки царь Дмитрий Иванович и Марина Мнишек причастие из рук московского патриарха. Подданные царя Дмитрия Ивановича могли считать, что произошло присоединение к православию их царицы, но такой вывод они делали, глядя на русское платье и коронационные регалии Марины Мнишек. В литургические же детали оказались посвящены немногие, причем некоторые из присутствовавших на коронации архиереев свидетельствовали, что миропомазание состоялось, другие говорили об обратном.

Всего несколько дней спустя мать «царя» Дмитрия Ивановича, так радовавшаяся приезду своей «сыновы», поставит Марине Мнишек в вину не то, что она отказалась от миропомазания, а то, что следовала православным обрядам без предварительного крещения. В окружной грамоте от имени инокини Марфы Нагой об избрании нового царя Василия Ивановича Шуйского так говорилось о Лжедмитрии: «Взял девку из Польши латынские веры и не крестил ее, венчался с нею в соборной церкви Пречистыя Богородицы, и помазал ее миром, и венчал се царским венцом, и учинити хотел в Российском государстве люторскую и латынскую веру…» Еще подробнее об осквернении кремлевского Успенского собора «Ростригой» Гришкой Отрепьевым писал в богомольной грамоте новый московский патриарх Гермоген в ноябре 1606 года: «Многих вер еретиков аки в простый храм введе и безо всякого пристрашия, не усумнясь нимало, великое зло учинил, к чудотворному образу Пречистыя Богородицы, еже Евагелист Лука Духом Святым наставляем написа, и ко всем честным образом и к чудотворцовым Петровым и Иониным мощем приводя велел прикладыватися скверной своей люторския веры невесте, с нею же в той же великой церкве и венчася, все злое свое желание получил». Такие же обвинения о вводе «Ростригой» в церковь «некрещеных латын» содержатся в «Новом летописце». И все источники говорят о «венчании» царя с Мариной Мнишек (обвинения ее в лютеранстве ни на чем, кроме желания посильнее оскорбить дочь сандомирского воеводы, не основаны) [122] [122] ААЭ Т 2 № 58 С 129, Новый летописец С 68. .

Состоявшийся в Москве повторный обмен перстнями утверждал брак, заключенный в Кракове и ставил точку в затянувшейся истории брачных торжеств с участием Марины Мнишек. Последнюю часть коронационной церемонии царицы Марии Юрьевны постарались сделать как можно более домашней. Свидетелями венчания оказались лишь немногие родственники – Нагие и приближенные бояре. «Народ в те поры ис церкви выслати», – говорилось в «Чине» брачного обряда. Все случилось, как обычно бывало на царских свадьбах. Обряд совершал протопоп Федор, «коруны на блюде» держали конюший Михаил Федорович Нагой и сваха – жена Андрея Александровича Нагого. Молодых причащали церковным вином, осыпали из «мисы» золотыми. Царь и царица Мария Юрьевна вместе вышли из Успенского собора. Как заметил находившийся там капитан Жак Маржерет, «при выходе из церкви ее вел за руку император Дмитрий, и под левую руку ее вел Василий Шуйский» [123] [123] Записки капитана Маржерета С 201. . Именно так, в сопровождении царя Дмитрия Ивановича, только что ставшего ее мужем, и пока что боярина, а не царя, Василия Шуйского, одновременно ее будущего спасителя и тюремщика, Марина Мнишек появилась на ступенях Успенского собора.