Игорь Кио - Иллюзии без иллюзий

Я никогда не мог ответить на вопрос — а его мне почему-то чаще всего задавали — о своих первых впечатлениях от цирка. Их и не было. Слишком уж сразу пришлось мне в него попасть. И отец изначально сливался для меня с общим представлением о цирке как главном деле и моей жизни…

А вот значение отца в профессии, переданной им мне, я осознавал постепенно. И осознал по-настоящему, проработав и в цирке, и на сцене не одно десятилетие.

Не уверен, что меня поймут, но скажу все же, что в хлопотах, связанных с проведением отцовского юбилея, я открыл в себе некоторые штришки фамильного характера.

Инициатором празднования юбилея в большей, чем я, степени был мой старший сводный брат Эмиль — человек чрезвычайно дотошный и пунктуальный.

Правда, в этом случае несвойственные мне вовсе пунктуальность и дотошность проявил поначалу я.

Во всех искусствоведческих справочниках и даже в Большой Советской энциклопедии черным по белому написано, что Эмиль Теодорович Кио родился 11 апреля 1894 года.

Но я-то, по семейным преданиям, помнил, что отец вместе со своим другом Абрамом Ефимовичем Позняком нахимичили с паспортами, чтобы не служить в армии, — и впоследствии сами уже не помнили точных дат рождения.

Эмиль Теодорович Кио жил и работал в эпоху, когда биография знаменитого человека не могла быть вполне прозрачной. Так, например, отец был по национальности наполовину немцем, наполовину евреем. И если во время войны приходилось убедительно настаивать на еврейской половине, то в конце сороковых, когда били, скажем так, космополитов, Кио немало сил приложил, чтобы считаться немцем.

Поэтому насчет точности даты у меня оставались сильные сомнения. Но брат Эмиль сказал, что раз юридически отцу исполняется сто лет 11-го, то вправе ли сыновья юбиляра вносить коррективы? После этого Эмиль отбыл на долговременные гастроли в Японию, все практически перепоручив мне, — я к тому времени от цирка отошел, открыл собственную фирму и мог не уезжать из Москвы.

…Я не представлял себе, что столетие отца можно отмечать не в Цирке на Цветном бульваре — в доме, где он провел времени, наверное, побольше, чем в любой из своих московских квартир. Не думаю, что преувеличиваю, поскольку мысли Эмиля Теодоровича неизменно бывали заняты цирком. Он не увлекался литературой, почти не ходил в театры и концерты, вообще мало интересовался всеми другими видами искусства. Не припоминаю у него каких-либо хобби. Сказал бы, что и семья у него отходила на второй план, но он справедливо, по-моему, утверждал, что если все в порядке в деле, то и в семье будет порядок.

В первые годы советской власти артисты могли еще неплохо зарабатывать. Коллеги отца покупали бриллианты, различные ценности на черный день, а он, как только в руках оказывались приличные деньги, заказывал новую аппаратуру или рекламный плакат. Он жил исключительно ради дела. Профессиональный фанатизм сохранялся в нем до конца жизни. Я, кстати, совершенно убежден, что высших планок только фанатики и достигают.

Притом аскетом отец не был. Жил очень широко. И хотя получал высшую в цирке ставку за выступление, денег до зарплаты ему, как правило, не хватало — занимал у кого-нибудь из «разумных» клоунов. Когда он умер, на сберкнижке оставалось чуть больше тысячи рублей. Во что никто, разумеется, не хотел верить. Как можно было поверить, что Кио — не богач? Да и сам он себя никогда не считал обделенным, жил, как ему казалось, ни в чем себе не отказывая… Вот это я у него, без сомнения, унаследовал. И бо́льшую часть жизни жил, определенные суммы денег обязательно одалживая. Чем никогда не тяготился, зная, что работа есть и будет. А работы, по семейной традиции, я не боюсь.

…До Кио иллюзионисты в цирке не работали. Фокусникам, магам, факирам строили особые площадки — круговой обзор арены мешал им работать. Отец же сделал арену привычным местом своей работы и работы последовавших за ним иллюзионистов. Он и открыл жанр — и сам в нем главенствовал до последнего выхода на арену.

Я не побоюсь показаться нескромным, сказав, что в артистическом мире Кио можно сравнить лишь с Аркадием Исааковичем Райкиным.

У самых великих артистов современности обязательно есть альтернатива. Скажем, у Козловского — Лемешев, у Качалова во МХАТе — Леонидов. Ну, конечно, Уланова, конечно, в следующем поколении Плисецкая, конечно, Рихтер или Гилельс. Но даже в случае с ними возможны все-таки гурманские оговорки. Кио же — нарицательное имя фокусника вообще, вызывающее прямые и немедленные ассоциации. Я допускаю, да и знаю, что встречались коллеги, сильно недолюбливавшие отца. Но и они тем не менее никогда не отрицали безусловности его первенства. И всем теперь кажется, что Кио в цирке существовал всегда.

Но нет ничего на свете консервативнее цирка.

Когда директор цирка Юрий Владимирович Никулин отказал мне в просьбе о проведении юбилея именно на Цветном, я был ошарашен только в первый момент. Юра — свой человек. И не могу его ни в чем заподозрить. Бесконечно огорченный, я почувствовал в непонятном для очень многих никулинском отказе символический отзвук начала отцовской карьеры иллюзиониста, которого цирк отторгал как чужака. Когда отец пришел туда со своим аттракционом, представители традиционных профессий и жанров: клоуны, дрессировщики, воздушные гимнасты — не сомневались, что они, а не кто другой, олицетворяют собою цирк.

Я испытал это отношение и на себе. Притом что программы отца давно завоевали едва ли не мировую известность. Притом что я-то рос в цирке, ниоткуда в него не приходил. Сначала ребенком появлялся на манеже, одетый под лилипута, потом работал ассистентом и так далее. Если из Эмиля, который хорошо учился в школе, а потом в институте, отец все-таки рассчитывал сделать интеллигента-гуманитария или технаря, то на мой счет он иллюзий (прошу прощения за каламбур) не строил и мое предназначение видел не иначе как в цирке. И все равно, начав работать самостоятельно, получив определенную известность и признание, я продолжал слышать за спиной колкие рассуждения и намеки, что любой артист традиционных жанров чистотою цирковых кровей может послужить мне укором.

Я, разумеется, никогда не чувствовал себя в цирке чужим. Но навязываемая мне дистанционность в чем-то пошла мне на пользу. Я никогда не погружался ни в какие ведомственные дрязги или радости. Узнал множество интересных людей, с цирком не связанных и вообще от него далеких. Я ни от чего не отрекаюсь, что было и есть в цирке. Но меня, надеюсь, в излишней корпоративности не обвинишь.

…То, что пишут в книгах про отца профессор Юрий Дмитриев или Виктор Марьяновский, вызывает у меня почти такое же сомнение, как официальная дата его рождения. Я не виню авторов — они хотели как лучше. Дмитриев с Марьяновским представляли дело так, что Кио прошел «обязательно тернистый» цирковой путь: униформист, помощник дрессировщика, берейтор, воздушный гимнаст. Словом, создавался некий дежурный ореол.