Тамара Черемнова - Трава, пробившая асфальт

— Да вы хоть понимаете, на кого наехали? Я дипломированный специалист! У меня квалификация! У меня опыт!

Мне повезло: Зинаида Черновол знала мастера, делавшего ходунки на заказ. У него на данный момент не было нужных материалов, но он собирал по помойкам подходящие железяки и мастерил из них ходунки. Я передала мастеру свой чертеж, и он собрал изящные ходунки из тонких никелированных трубок от карниза для гардин. Они поначалу стояли без дела, потому что колесики были уж очень хрупкими. Потом мы с Ольгой подобрали на улице два выброшенных приличных колеса, и интернатские слесаря приделали их сзади, а спереди я приспособила резинки от костылей.

И вот в такой фантастической конструкции я передвигалась по комнате полушагами-полупрыжками, пока не сломала ее. Но мне опять повезло, к нам ходила в гости женщина из молельного дома. Ее муж нашел на помойке две железные спинки от кровати и совершенно бесплатно сделал мне прочные ходунки!

Мне встречались и хорошие врачи — профессионально зрелые и добрые к больным. Например, Татьяна Васильевна Баланова, участковый терапевт, курировавшая наш дом-интернат. В нашей поликлинике работала невропатолог Маргарита Александровна.

Сейчас нас курирует невролог Ольга

Александровна — когда она приходит ко мне, будто окутывает теплым плащом заботы. Такой врач никогда не даст человеку «под дых», не обидит, не оскорбит, не унизит и, самое главное, напрасно не обнадежит. Бог простит, а может, и не простит горе-врачей — некомпетентных и бездушных с пациентами.

Но как бы то ни было, я перемолола в себе эти горести и решила заняться делом — сочинять рассказы и сказки. Какая бы я ни была — ходячая, сидячая или лежачая, — мои тексты востребованы, они радуют детей и важны для взрослых, и уже ради одного этого стоит жить.

Некоторые искренне считают, что дом инвалидов — это тихая пристань. Увы и ах! Хотелось бы, чтобы это было именно так. Но здесь хорошо только тем, кто на ногах и имеет здоровые руки. Кому не надо ложку в рот подносить и убирать из-под него.

В системе соцзащиты правили дикие законы, особенно в стационарах, в ПНИ и в домах-интернатах для престарелых инвалидов общего типа. Если пожалуешься, могут заставить ретивых работников сделать с тобой все, что хотят в угоду большому начальнику.

В Новокузнецком доме-интернате мне во всей красе показали, на что способен человек ради того, чтобы не потерять работу. И на что пойдет, угождая директрисе. Особенно с учетом места работы, ведь правоохранительные органы неохотно заглядывают в подобные заведения. Ведь доказать, что старый человек или инвалид дееспособен и ему можно верить, не всегда возможно. А самому инвалиду нанять адвоката и провести объективную экспертизу не по карману.

Говорят, есть какие-то правозащитники, но я их за свою инвалидную жизнь не видела ни разу. А чиновники, работающие в одном городе, связаны в одну сеть и не пойдут друг против друга ради какого-то беспомощного инвалида. Я убедилась на своем горьком опыте в этом — чиновники живут сплоченно и поддерживают друг дружку.

В 1999 году я, сама того не желая, вляпалась в одно неприятное дело. Да простят меня и живые и мертвые, но если уж я взялась писать, то расскажу все, опишу в деталях и пойду до конца, чтобы не оставалось «темных дыр для тараканов». Ведь государство и общество просто не знают и не хотят знать, что представляют из себя российские дома-интернаты для старых и немощных.

Я думала, для того чтобы выжить, надо было каждую секунду быть сильной и задиристой только в Прокопьевский ПНИ. А в Новокузнецком доме-интернате собрался грамотный люд, способный не дать себя в обиду — бывшие рабочие, не чета нам, инвалидам детства.

И вот в один далеко не прекрасный день Варвара, которая первой приносила мне новости, сообщила, что от директрисы или, того пуще, аж из самого Кемерово пришел приказ, чтобы проживающие переписывали все свои личные вещи на казенный баланс. А кто не желает передавать свое кровное в казенный «общак», пусть продает или отдает родственникам. Мол, личные вещи в казенном заведении держать не полагается, и чтобы через десять дней все было выполнено — ничего личного, только казенное, как в тюрьме!

Проживающие подняли панику — стали продавать кто телевизор, кто холодильник. И ввиду спешки, конечно же, по дешевке, хотя техника почти новая и стоит намного дороже. Видимо, шумок пустили специально, чтоб скупить ценные вещи за символическую плату.

А приказ действительно пришел, да только там было все наоборот — приказывали все личные вещи проживающих занести в отдельный журнал. Но кому-то в администрации хотелось нагреть на этом приказе руки и обворовать инвалидов и стариков до последней нитки, вот и исказили приказ.

Подобные акции типичны для стационаров, где обитают ослабевшие, беспомощные и зависимые от администрации люди.

А уж какие махинации с квартирами стариков и инвалидов проворачивали! Вспомнить страшно! Было официальное положение, что у престарелого человека, которому сложно себя обслуживать, есть право побыть в интернате три месяца и самому решить, где ему жить дальше, дома или в интернате. Но едва человек поступал сюда, его принуждали отписывать квартиру либо интернату, либо писать дарственную на определенное лицо, тесно связанное с интернатом. И вот именно таким принуждением отписать квартиру заинтересованному лицу одного мужчину довели до петли. Я не располагаю ни доказательствами, ни свидетелями, тогдашние жильцы все поумирали. И сам прецедент предпочли забыть. Но ведь было же это все, и на наших глазах…

Зато историю с обязательной передачей личных вещей на казенный баланс многие отлично помнят — десять дней бессмысленной паники и жестокой нервотрепки.

И никто-никто из персонала, явно осведомленного о нововведении, за эти десять дней не прошел по комнатам, не разъяснил, что это за приказ, и не попытался успокоить проживающих.

И вот, повидавшая на своем веку все прелести интернатской жизни, я написала об этой возмутительной истории письмо на имя губернатора области Амана Гумировича Тулеева. Но отправить его решила не напрямую Тулееву, а сначала на имя моего знакомого, жившего в Кемерово.

Под этим письмом также подписались разносчица наших новостей Варвара и приведенная ею местная старушка. А старушка эта ни много ни мало была заслуженной учительницей, прошла сталинские репрессии, пережила ленинградскую блокаду. Ну как не поверить такому заслуженному человеку? Напрасно я тогда не насторожилась — ведь человек уже старый, не очень-то адекватен. Позже я горько раскаивалась, что разрешила поставить подписи под своим обращением к Тулееву этим двум проживающим.