Петер Нойман - Черный марш. Воспоминания офицера СС. 1938-1945

Все гадают, чего ждет Верховное командование и почему оно не вводит в действие главные силы против очага обороны Новочеркасск – Ростов-на-Дону.

Утром танки, в том числе «Пантеры» («Пантер» летом 1942 г. на фронте не было. – Ред. ), пытались трижды прорваться сквозь оборонительные рубежи красных.

Но грозные пушки калибра 76,2 миллиметра отбивали атаки с тяжелыми для нас потерями. Броня наших танков стала толще и лучшего качества. Но их выигрыш в неуязвимости обернулся проигрышем в тактико-технических свойствах. Механики утверждают, что двигатели работают с натугой, поскольку не предназначены таскать такой груз брони.

Первые «Тигры» фактически одного образца – более крупные и с более толстой броней, чем у «Пантер», – появились на Южном фронте. Длинноствольные пушки делают их легкоузнаваемыми издали. (Автор ошибается. К этому времени (к лету 1942 г.) у немцев появились модернизированные Pz IV (T-IV) с длинноствольной 75-мм пушкой и усиленной броней. Pz V «Пантера» и Pz VI «Тигр» покажут себя только в следующем 1943 г. – Ред. )

С приближением солнца к зениту жара становится все более и более невыносимой.

Вокруг нас клубится пыль, поднятая бомбежкой железной дороги. Становится трудно дышать. Отсутствие ветра не позволяет развеять пыль.

Впервые русские заставили нас принять тактику окопной войны. Пытаясь остановить наше наступление, они, должно быть, подтянули к Ростову-на-Дону все свои резервы. Против нас, видимо, перебросили немало частей с Дальнего Востока, поскольку большинство солдат, попадающих к нам в плен, – монголы, ойраты или киргизы. Они на самом деле выглядят как дикари. Несмотря на свой свирепый вид, они становятся в плену робкими и трусливыми.

Непривычно наблюдать сейчас точно таких же типов в немецкой форме. Они из пленных, захваченных в прошлом году. Носят на левом рукаве подобие креста с меткой РОА (так называемая Русская освободительная армия) и сверху «X» – значение чего не могу понять, если это не голубой Андреевский крест на белом фоне. Представляю себе, если кто-нибудь из них попадет в руки соотечественников на той стороне, их судьба будет незавидной. (Формирования РОА с упомянутыми опознавательными знаками появились только в 1943 г. В 1942 г. на советско-германском фронте действовали «национальные легионы», сформированные из предателей соответствующего происхождения (например, туркестанские и грузинские). – Ред. )

Не прекращается жуткая артиллерийская бомбардировка. Ее вполне достаточно, чтобы свести человека с ума. Беспрерывная канонада, а также дробь пулеметов и автоматов сливаются в один запредельный грохот, который дергает нервы и подавляет волю.

– Я разделаюсь с ними, – говорил Геббельс.

Пока они, видимо, заняты тем, чтобы разделаться с нами!

Как странно: вдали – голубое небо, лазурное море, чуть заметные барашки волн на далеком пляже, слабое покачивание легким бризом сосен. Там покой и жизнь. Здесь же гибель и смертоносные снаряды.

Все же мы предпочитаем такое существование бесконечной войне, которую вели с партизанами у Кальмиуса. Тогда мы проводили неделю за неделей в охоте за тенями, которые ускользали от нас и пропадали без следа.

Когда поступил приказ начать наступление, ни один солдат дивизии «Викинг» не пожалел об этом, мы приготовились к атаке быстро и с легким сердцем.

– Ура-а-а, за Сталина! Ура-а-а, за Сталина!

Цепи русских устремляются на нас с бешеным ором.

Некоторые из них обнажены по пояс и ничем не экипированы, кроме пилоток. Они атакуют с примкнутыми штыками, пренебрегая опасностью, хотя огонь пулеметов косит их сотнями, образуя большие бреши в атакующих рядах.

– Ура-а-а, за Сталина! Ура-а-а, за Сталина!

В соответствии с пропагандистскими листовками красные презирают смерть. Они даже не думают о ней.

Когда же красного поражает пуля или осколок, он катается по земле, как младенец.

– Ура-а-а, за Сталина! Ура-а-а, за Сталина!

Третья волна наступающих войск стремительно катится на нас.

Лица большевиков перекошены. От ненависти или страха? Кто скажет? И все же растут груды трупов. Настоящая бойня, мертвые и раненые в одной массе.

Когда ряды атакующих сильно редеют, выжившие останавливаются в нерешительности и, объятые страхом, поворачивают назад. Но они встречают следующую цепь атаки, которая бежит с криками «Ура-а-а, за Сталина!».

Тра-та-та-та – строчат пулеметы.

И так час за часом, пока они не извлекут урока.

И один Бог знает, когда это случится. У них ведь необъятные резервы живой силы. И все же в этот раз им потребуется несколько часов, чтобы доставить подкрепление.

Между тем немецкие танки идут в наступление и быстро прорываются через дезорганизованную оборону противника.

Громыхая на полной скорости через вспаханные поля и дороги, опрокидывая постройки, стоящие на пути, сбивая мертвых и раненых в одну кровавую массу, они упорно движутся вперед с жутким воем сирен. Они открывают путь мотопехоте и войскам СС.

Солдаты «Викинга» бегут за танками, пуская в ход автоматы, ручные гранаты, огнеметы и, конечно, бесценные кинжалы СС.

26 июля. Из тренировочных лагерей в Богемии (Чехии) и Моравии прибыл новый контингент добровольцев.

Проходя мимо небольшой группы новичков, получавших экипировку, я заметил вдруг Михаэля Стинсмана.

Стинсман! Невероятно.

Я подошел и похлопал его по плечу:

– Михаэль, старина! Что ты здесь делаешь, черт возьми?

Он быстро обернулся:

– Петер Нойман! Ну и ну! Ну и ну!

Михаэль издал продолжительный свист, когда увидел серебряный квадрат на лацкане моего кителя. Он не переставал с удивлением покачивать головой.

– Лейтенант! Это ж надо! Я слышал от Клауса, что ты офицер и служишь в «Викинге», но все равно я не думал, что встречусь здесь с тобой.

Я положил ему руку на плечо:

– Искренне рад увидеть тебя снова, Михаэль. Как там Виттенберге? Расскажи, каким образом ты надел этот мундир? Я всегда полагал, что СС тебя не привлекает.

Он смотрел на меня, слегка улыбаясь.

– Знаешь, народ меняется. Я принял решение в декабре. После того как папа Рузвельт начал показывать зубы. Во всяком случае, мне показалось, что все мои друзья на фронте. – Он предложил мне сигарету. – Кроме того, не я один здесь из Виттенберге. Несколько недель служба пропаганды СС читала нам лекции о Шиллере. Поразмыслив над ними, я решил, что лучше уехать в Брауншвейг, чем горбатиться с киркой и лопатой в Имперской трудовой службе.

Мне показалось, что он преднамеренно сдержался, чтобы не добавить: «…и остаться в покое».

Мы стояли у складов снабжения 2-й роты, где я рассчитывал найти Франца и Карла.

Поставив ногу на ступеньку лестницы, Михаэль добавил: