Фриц Шахермайр - Александр Македонский

Сколь бы великолепным ни показалось нам подобное дерзание, некоторых читателей неминуемо шокирует этот грубый произвол. Правда, Александр на этот раз не покусился на личные свободы граждан, как при попытке введения проскинезы, не нарушил основных правовых норм, как при убийстве Пармениона, но это насилие над исторической правдой разрушало оплот духовного мира граждан. Однако не следует все же судить Александра слишком строго. Большинство греческих историков прибегали к такому же произволу даже без особой необходимости. Они часто выдавали за факты порождения своей фантазии, которые, как им казалось, соответствовали внутренней логике событий. Если подобное могли позволить себе историки, то неужели Александр не имел права на то же самое, когда это ему было необходимо? Различие между ними заключалось в том, что они могли только изобретать несуществующее, а царь превращал свои домыслы в действительность благодаря полноте власти. Пусть его приказы основывались на некоем внутреннем озарении, но диктовал он их, думая о пользе, которую фикция похода Диониса в Индию принесет ее завоевателям.

Легко представить, как устали к тому времени воины. Именно для того чтобы бороться с недовольством и пробудить рвение в войско, царю приходилось изобретать новые стимулы. Возросшее значение Диониса привело к изменению роли Геракла, и это обнаружилось уже через несколько недель. Как мы уже упоминали, после окончания зимнего похода Александр, чтобы соединиться с южной частью армии, направился в область между реками Кабул и Инд. Однако большая крепость ассакенов, расположенная в петле Инда, оставалась непокоренной. Александру важно было показать всем народам, что его власть простирается и на самые недоступные места. Для этого он решил сломить сопротивление защитников крепости. Скала, на которой стояла крепость, отличалась крайней крутизной. Как говорили греки, она была «недоступной даже птицам» (по-гречески Аорн).

Царем овладел потос, и теперь, чтобы подбодрить воинов, он снова вспомнил Геракла, но с явным отсутствием всякого уважения к герою. Геракл якобы тоже пытался взять крепость на скале, но у него ничего не вышло. Это была очередная фикция. Ведь никто раньше не слышал об индийском походе Геракла. Но поскольку в Индию шел Александр, то до него там должен был побывать и его предок. Как и Дионису, Александру следовало превзойти своего предшественника и сделать то, что не сумел Геракл. Это посрамление Геракла было пущено в ход штабом Александра, чтобы воодушевить македонян.

Начался штурм [269] Arr. IV, 28 и сл. Изложение здесь основано на Птолемее. . Он потребовал необычайного упорства и выдержки даже от самых отборных воинов. Цель была достигнута только после того, как удалось засыпать ущелье и применить дальнобойные орудия. Александр не смог помешать бегству части врагов, но удовлетворился тем, что зверства воинов навели ужас на преследуемых. Затем на вершине горы были принесены жертвы богам. Комендантом крепости стал верный Сисикотт.

В течение всего похода Александр отыскивал в Индии следы пребывания обоих мифических предшественников. Лишь спустя некоторое время, после неудачи, постигшей царя у Гифасиса, Диониса стали упоминать реже. Возможно, Александр понял, что переусердствовал в этом вопросе. Правда, войска при возвращении из Кармании снова устроили вакхическое шествие, но царь к этому был непричастен.

Во время больших царских жертвоприношений на первом месте снова оказался Геракл, и Дионис больше не упоминался в качестве путеводной звезды похода.

Но зажженные в Нисе факелы Вакха снова разгорелись после смерти Александра. Птолемеи считали, что следуют его примеру, переняв идею дионисийского великолепия торжественных процессий. Далее в триумфальных шествиях римских императоров просматриваются эти черты, идущие еще от Александра и проникшие в Рим через эллинистические государства. Как это характерно для нашего царя, его потос сохранил свою творческую силу даже и после его смерти.

После покорения пограничных провинций и крепости Аорн весной 326 г. до н. э. Александр стал готовиться к переправе через Инд. Там начиналась «страна чудес». Оправдывала, ли она свое название?

Сказочные сюжеты лучше всего расцветают за пределами реальной, хорошо знакомой действительности. Если эти границы отодвигаются, то отодвигается и «страна чудес». Там, где кончалась область хорошо известного, греки начинали выдумывать: на востоке — амазонок, на севере — грифов, стерегущих золото, а на крайнем юге — удивительные сказки об Эфиопии.

Со времен Кира великое царство персов распространилось во все стороны, и с ним ознакомились эллины. Вся Передняя Азия стала теперь легкодоступной, но Индия оставалась неведомой «сказочкой страной Востока». До Александра лишь один эллин посетил эту таинственную страну и мог рассказать о ней. Это был Скилак из Карианды. Его послал Дарий. Он спустился на корабле по Инду и доплыл до Египта. Таким образом, он познакомился с Индией — с долиной Инда и с пустыней к юго-востоку от него. О регионе Декана восточнее Инда и об области Ганга он ничего не знал. Индия кончалась для него пустыней и казалась не столь уж огромной. Обо всем, что он видел, Скилак рассказал без прикрас, по-деловому. Однако он верил всевозможным измышлениям индийцев и повторял их сказки о карликах, ушастых и темных людях.

В течение долгого времени никаких новых сведений о Дальнем Востоке не поступало. Правда, Дарий покорил пограничные с Индом облает, но впоследствии они были вновь утрачены. Греки во всяком случае туда больше не попадали. Когда Гекатей составлял свое описание земли, он тоже опирался на Скилака. Геродот, создавая свою «Всемирную историю», материал о Дальнем Востоке черпал у Гекатея, т. е. у того же Скилака. Возможно, что о некоторых вещах он расспрашивал персов, но они и сами достоверно ничего не знали. «Отец истории» оказался в этом вопросе недоверчив и исключил немало фантастического. Он охотно рассказывал об индийских псах, о хлопке, о бамбуке, о численности населения, а также об обилии золота. Лишь его сообщения о поедании больных и старых родителей основаны, по-видимому, на недоразумении и относятся к миру фантазии.

Прошло почти пятьдесят лет между работой Гекатея и написанной Ктесием первой монографией об Индии [270] От нее сохранились только отрывки у Фотия и несколько фрагментов в парадоксографической литературе. . Это ему Индия обязана своей репутацией сказочной «страны чудес». Ктесий был личным врачом Великого царя и расспрашивал всех индийцев, посещавших царский двор. Те заметили, что ионийцу нравится все удивительное, и стали потчевать его всевозможными «чудесами». Теперь он узнал еще больше о карликах, вислоухих и темноногих людях с собачьими головами, чудесных источниках, волшебных кольцах, о дереве, корни которого притягивают металлы, а также птиц и овец. Сторожащих золото грифов тоже переселили в Индию; рассказывали, что слоны разрушают стены вокруг городов, что солнце в Индии будто бы в десять раз больше, чем в других местах, а море такое горячее, что рыба, спасаясь от жары, уходит на глубину; что страна необыкновенно огромна и населена бесчисленным множеством людей.