Лоран Сексик - Эйнштейн

За окном поезда пробегают пейзажи Австрии, горы с заснеженными вершинами, леса огромных деревьев, погружающих купе в полумрак. Он слышит грохотание туннеля. И в купе врывается свет — яркий, почти ослепляющий. Они едут над долиной. Он раскрывает окно. Дышит полной грудью. Лесной воздух пьянит его. Он жадно впитывает запах свободы. Ему 15 лет. Он снова превратится в ребенка, но он совершил мужской поступок. Он сказал «нет». Ему плевать на будущее. Будущее лежит перед ним. Оно не в темных и затхлых классах, из которых он осмелился бежать. Будущее принадлежит ему. Он без гроша в кармане, в поезде, который везет его к разоренной семье, он запретил себе даже думать о дипломе, отказавшись от аттестата, от высшего образования, не зная ни слова по-итальянски. Он восторженно рассматривает фееричный пейзаж. Как красивы эти горы! Как грандиозна жизнь, и каким куцым было представление о мире, от которого он сбежал. Никогда больше туда не возвращаться. Не повиноваться приказам, изрыгнутым на прусском диалекте. Дойти до конца в своей решимости. Он посмел порвать с Богом, когда ему было двенадцать. Что значит после этого порвать с рейхом? Ему пятнадцать, и у него нет ничего, кроме подростковой пылкости. Он примет невероятно смелое решение, которое будет вызревать на всем протяжении переезда через Альпы, — решение, удивительное по своей решимости. И как обычно, он взвесит только «за». Он несется в никуда на этом поезде, мчащемся на всех парах. Он оставляет всё за своей спиной. Отрекается от того единственного, что ему принадлежало. Он ничего не хочет сохранить от страны, которую покидает. Он решил отказаться от гражданства Германии. Поступок юного безумца. Человек без гражданства в 15 лет! Да как такое возможно? Приняв окончательное решение, он глянул назад в окно — и пожалуйста, не превратился в соляную статую [14] Согласно библейскому преданию, когда ангелы вывели семью Лота из Содома, обреченного на уничтожение, один из них сказал: «Спасай душу свою: не оглядывайся назад». Жена Лота все же оглянулась и была обращена в соляной столб. . Никаким громом его не поразило. Наоборот, он почувствовал облегчение, словно сбросил чересчур тяжкую ношу. Мысленно Эйнштейн уже не немец. Он знает, что означает его решение. Знает, что три года спустя какой-нибудь лейтенант выкликнет его фамилию в мюнхенской казарме. И только шорох ветра будет ему ответом. Он знает, что становится дезертиром. Никогда больше он, наверное, не сможет вернуться в страну, где родился. Ему плевать. Более того, эта перспектива его донельзя радует. Он смотрит на свое отражение в оконном стекле. Он улыбается. Наверное, в первый раз за много месяцев. Он теперь мужчина. Он свободен. Когда поезд пересекает итальянскую границу, ему в голову приходит вопрос. Как он сообщит эту новость отцу? Он представил себе добродушное лицо Германа. Тревога улетучилась в один оборот колеса. Вдали блеснуло голубоватое пятно озера посреди темного леса. Эйнштейн снова ожил.

Он сошел на перрон в Павии. Его решимость не поколеблена. Он бежал из школы, покинул свою страну, решил стать апатридом. Но еще никогда он не чувствовал себя так уверенно. То место, где он сошел с поезда, залито солнцем. Свет сопровождает его до самого дома — яркий, почти слепящий. Ему радуются, его расспрашивают. Задумываются, тревожатся. Дезертировать? Стать апатридом? Неужели нет лучшего способа повзрослеть? Он выходит на террасу, смотрит в голубое небо, берет скрипку и играет кантату. Герман и Паулина разглядывают его. Возможно, к их тревоге примешивается нотка восхищения. В конце концов, что может случиться с таким дерзким мальчиком? Мальчик, отказывающийся служить рейху Бисмарка, не может быть дурным сыном.

Альберт сам решил отказаться от немецкого гражданства! Другая причина — высказанная, заявленная — это его отказ служить в армии кайзера, которого он считает чересчур воинственным. 1914 год не за горами.

В этом дезертирстве можно было бы разглядеть проявление трусости. Бесстрашие, выказанное Эйнштейном десятилетия спустя перед лицом угроз нацистов, когда за ним станет гоняться гестапо, показывает, что дезертировал тогда не презренный трус, желавший попросту уклониться от военной службы. Это дезертирство, напротив, стало первым политическим актом человека, заявлявшего, что в его жизни есть две страсти: наука и политика. Оно воплощало рано созревшую политическую мысль, которую он будет развивать один против всех — или почти всех — в периоды воинственного исступления, которые уже забрезжили на горизонте. Это было первым выражением непокорности.

Возможно, научный гений обладает даром предвидения? В 15 лет он выбросил немецкий паспорт и сам отказался от гражданства, а полвека спустя его единоверцев будут считать недостойными их иметь.

В 15 лет, приступая к изучению законов физики, он предвосхитил законы Нюрнберга [15] Имеется в виду международный судебный процесс над бывшими руководителями гитлеровской Германии, который проходил с 20 ноября 1945 года по 1 октября 1946 года в Международном военном трибунале в Нюрнберге. . Неужели у Эйнштейна непогрешимое чутье?

Он вступает на тротуары Милана, фронтоны домов еще недвижны. Он бродит по улицам города, разглядывает церкви, останавливается на площадях, гуляет вокруг фонтанов, обнимает весенний рассвет. Понемногу аллеи оживляются. Солнце вспыхивает в стеклах дворца. Это озарение. Он вспоминает серый Мюнхен. Баварская дымка тает под солнцем Италии. Он снова обрел семью. Он открывает новую страну. Сердце подростка снова бьется. Он долго обнимал свою мать на пороге и целовал Майю. Отец прижал его к своему плечу. Они поели, выпили, устроили концерт. Ему незачем долго объяснять. Паулина слегка встревожилась из-за столь поспешного решения, Герман и бровью не повел.

Майя обрадовалась. Он пробыл с ними несколько недель. Потом захотел попутешествовать. Узнать эту страну, обаявшую его. И поехал.

Сел в поезд на Геную, чтобы повидаться с бабушкой, которую едва знал. Пересек ложбины, реки, обогнул горы. Его глаза горят от восторга. Он останавливается в какой-то деревушке. Слушает, как переговариваются между собой люди. Мелодичность этого языка его очаровывает. Жестикуляция словно наводит чары. Окрики матерей в окно, дети, копошащиеся на улице, весь этот беспорядок, вся эта жизнь! Контраст между двумя странами поразителен. У него такое впечатление, будто он вернулся из царства мертвых. Он заходит в небольшие музеи и восхищается картинами, заглядывает в церквушки, внушающие большую робость, чем соборы. В Генуе бабушка принимает его церемонно, точно королева-мать. У него такое чувство, будто он во дворце. Он не знал, что его родственники могут быть так богаты. Но это его не трогает. Ему рассказывают семейную историю. Он приходит к выводу, что Эйнштейны происходят из странствующего народа, который счастлив везде. Он возвращается, ему снова радуются.