Лоран Сексик - Эйнштейн

Двенадцать лет: Альберт порвал с Богом своих отцов. Мистический кризис завершился. Прекратились молитвы к Всевышнему. Альберт открывает другой объект для поклонения — евклидову геометрию. Читая страницы первого научного труда, он благоговеет, впадает в экстаз, восхищается; это настоящее озарение. Вспоминая о своем открытии и том учебнике геометрии, он говорил о «священной книжечке». Он рассматривал фигуры из теоремы Пифагора с тем же чувством глубокого почтения, с каким еще совсем недавно углублялся в изучение скрижалей Завета. Эти прямые придали новый смысл его существованию, задали новое направление мысли. Аккуратность кругов, неопровержимость аксиом перенесли его от тайн небесных сфер в глубины абстракции и чистого познания. Он предался новой религии, религии знания, с той же набожностью, с какой еще вчера предавался библейскому Богу. Просто теперь его молитвы были обращены прежде всего к самому себе. Устав от Бога, его сердце больше не обращается к ангелам. Его псалмы станут зашифрованными посланиями.

Но изменило ли Эйнштейна обращение в новую веру? В тот день, как и накануне, когда он еще был верующим, и до последнего вздоха он будет искать прежде всего ключи от Вселенной.

Мюнхен, 1891 год. Два года назад перед ним раскрылись зарешеченные ворота гимназии Луитпольда. Внутри ее он живет отшельником. Здесь царит железная хватка. Здесь работает образовательная машина, а не орудие мысли. И когда разговор заходит о «научной или литературной дисциплине», улавливают прежде всего слово «дисциплина». Латынь и греческий — фундамент обучения. Эйнштейн их на дух не переносит. Математика, в которой Альберт не имеет себе равных, — второстепенный предмет. Они здесь не для того, чтобы умничать. Сюда приходят учиться. Декламировать, а не рассуждать. Думать самостоятельно равнозначно бунту. Эйнштейн рассказывает: «В начальной школе учителя казались мне сержантами, в гимназии — лейтенантами».

Крики мальчиков во дворе, властно-злобные окрики учителей сливаются в его голове в странный шум. Для Эйнштейна каждое утро, когда звонит звонок, убивают Моцарта [12] Цитата из книги А. де Сент-Экзюпери «Земля людей»: «Меня мучает, что в каждом человеке, быть может, убит Моцарт». . Единственный луч надежды просачивается в щель двери учителя Рюсса. Альберт наслаждается его уроками с выходом на современную культуру. Гете, Шиллер, Шекспир, которого он прочел в очень раннем возрасте. Но уроки Рюсса быстро заканчиваются, и отчаянию ученика Эйнштейна не видно конца.

Он возвращается домой один. Он не испытывает никакой радости от общения с одноклассниками. С первых детских дней у него сохранилась любовь к одиночеству. Он вернется к собственным играм. Его страсть — наука. Он играет с дядей Якобом, который учит его начаткам алгебры. Альберт жонглирует цифрами. Восторженно открывает для себя то, что скрывается за лесом чисел. Погружается в излучины потоков цифр. Математические фигуры выкидывают для него свои номера. В 12 лет он словно раскрыл книгу книг, взявшись за учебник геометрии. Он не выпускал его из рук. Фигуры складывались для него в очертания героев романов. В условиях задач таились волшебные заклинания. Он только что расстался с догмами Закона Моисея. Но тотчас обрел землю обетованную.

Каждую пятницу вечером, следуя семейной традиции, Эйнштейны привечали у себя на субботу безденежного студента. В Мюнхене в ритуальном празднестве будет участвовать студент-медик из Польши по имени Макс… Талмуд. Он дал мальчику почитать учебники. Альберт проглатывал всё — от перемещения звезд до рождения динозавров и с восторгом погружался в тайны Вселенной, скрытые за каждой страницей. Талмуд был покорен любознательностью ребенка. Он увлекал его по пути всё более серьезного чтения. Даже дал ему в руки Канта. После нескольких месяцев учебы студент-медик признал, что ученик его превзошел…

Жизнь в Мюнхене была воплощением семейного счастья. От кирпичей баварского дома веяло благословенной, уникальной эпохой. Эйнштейны воссоединились. Вся семья в сборе. Никогда больше в их жизни не будет такого периода счастья. Герман сидит в кресле в гостиной, с кружкой пива в руке. Он слушает, широко улыбаясь, как Паулина играет прелюдию Баха. Альберт аккомпанирует матери на скрипке. Как только отзвенела последняя нота, Майя радостно начинает аплодировать.

Герман счастлив. Его мечта осуществляется. Братья Эйнштейн создали в Мюнхене предприятие по изготовлению электрических ламп. Вскоре они перейдут к производству динамо-машин, Якоб уже сделал все чертежи. Заведение ежедневно выпускает дуговые лампы. Они снабжают электричеством целый квартал Мюнхена. Пять тысяч фонарей, изготовленных их предприятием, освещают улицы города. Их конкурент зовется… Сименс. Надо расширять предприятие, чтобы удовлетворять растущий спрос.

Счастье не вечно.

1894 год — пришлось занять десятки тысяч марок. Они влезли в долги на целую вечность. Герман оказался плохим коммерческим директором: не рассчитал прибыль и убытки. 1894 год — банкротство. Они закрываются. Эйнштейны не станут светочами новой Германии.

Дом надо продавать. Придется уехать из Мюнхена. Они подумывают обосноваться в другой стране. Здесь слишком суровая конкуренция. Эйнштейнам не сдюжить. Складываются концерны, захватывают рынки. Фарбен, АЭГ… как с ними бороться? Герман, кажется, нашел выход. Он никогда не сдается. Он всегда будет неисправимым оптимистом. Германия недосягаема? Нужно перейти границу. Нести свет по ту сторону Альп. Италия встала на путь модернизации. Немцы еще не завоевали Апеннины. Братья разместили там небольшое представительство.

Богатое семейство Паулины поддерживает контакты с Миланом. Они решили ехать и поселиться в Павии. Сименса в Павии пока еще нет.

Альберту 15 лет. Он ни слова не говорит по-итальянски. Языки ему не даются… Ему осталось доучиться еще три года, чтобы получить аттестат о среднем образовании. Три года в гимназии. Три года терпеть саркастические замечания одноклассников по поводу его отвращения к боевым видам спорта. Насмешки по поводу его фамилии. А главное — на исходе этих трех лет маячит призрак того, что представляется Альберту мракобесием: призыв в армию. Полнейший кошмар, всё, что он ненавидит и презирает: дисциплина, порядок, солдафонство, прусская грубость, военная музыка, парады. Одним словом — военный дух.

И всё же Альберт решает остаться в Мюнхене. Он не хочет жертвовать учебой. Жажда знаний сильнее страха перед мундиром, крепче его отвращения к методам обучения. Он снимает квартиру у местной семьи. С болью в сердце проводил своих. А до того, стиснув руку Майи, смотрел, как срубают деревья, любовно высаженные в саду, разрушают дом на глазах двух подростков, в которых застыли слезы. Когда он вернулся туда один, его взгляду предстало голое место, пустота. Он смотрел на эту землю, по которой столько раз бегал, играя в догонялки с сестрой. Он словно прикован к этому месту, поросшему быльем. Он перешел через улицу. Двинулся к гимназии, словно на каторгу. Вскоре цепи покажутся ему неподъемными. Со временем дорога в гимназию стала казаться длинной и усеянной ловушками. Призраки прошлого, точно диббуки [13] Диббук (от «дибэк» на идише) — злой дух, вселившийся в человека. Либо это проклятая душа, вселившаяся в чужое тело, чтобы искупить свои грехи, либо душа жертвы несправедливости, перешедшая в тело близкого человека, чтобы требовать отмщения. , манили его прогулять уроки, покинуть серые улицы Мюнхена, иссушающие его сердце. Тоска наваливалась на него прямо на уроке. Мысленно он сбегал в приоткрытое окно к светлому горизонту. Ностальгия слишком сильна. Его пичкали любовью, и теперь он не может питаться сухарями чувств. Лица учителей кажутся слишком замкнутыми, слишком строгими, когда ему на память приходит улыбка матери. Нет никаких оправданий тому, что он в 15 лет живет в разлуке с близкими в стране, которую терпеть не может, посреди чуждых ему людей. Понемногу он перестал соблюдать приличия. Он больше не играет в эту игру. Нарушает правила. Смеет возражать, отвергать установленные порядки. Восстает против приказов учителей. Юный Эйнштейн стал непокорным. Такое впечатление, что он голову потерял. А он попросту чувствует себя обездоленным: у него отняли самое дорогое. Он переоценил свою стойкость. Думал, что покончил с телячьими нежностями семейной привязанности. Думал, что оборвал все нити и стал взрослым. Он ведет себя, как гадкий мальчишка. Не слушается в храме покорности. «Из вас никогда не выйдет ничего путного, Эйнштейн» — теперь это знаменитое замечание прозорливого учителя греческого языка известно всем… Непокорного заподозрили в дурном влиянии на товарищей. Шли месяцы. Крестный путь продолжался. Альберт утратил ощущение счастья, способность смеяться, ему были неведомы забавы его возраста. Вдали от семьи он проходил мимо своей жизни. Пропасть, разверзшаяся между ним и гимназистами, расширялась. Они никогда не считали его своим. Но принадлежит ли он еще самому себе? Брат Макса Талмуда, врач по профессии, выдал ему справку о том, что ему необходим полугодовой отдых для лечения нервной депрессии. Ему рекомендовано пребывание в семейном кругу в Италии. Нужна ли ему эта снисходительная справка, да и о какой любезности идет речь? Его снова вызвали к учителю греческого. Тот считает, что опыт пора завершать. Рекомендует покинуть школу! Причина отчисления лежит на поверхности: одним своим присутствием Альберт способен поколебать почтение учащихся к заведенному порядку! Альберт Эйнштейн, зачинщик беспорядков, зародыш анархизма! Его прогнали. Он спасен. Альберту пятнадцать, он свободен. Он уезжает из Германии! Едет к своей дорогой семье. Увидеть Майю. Услышать сонаты в исполнении своей матери. Снова решать загадки дяди Якоба.