Юрий Ветохин - Склонен к побегу

— Есть жалобы на здоровье?

— Жалоб нет, — ответил я, — но, может быть, вам не-безинтересно знать, что я девять лет находился в психиатрической больнице специального типа?

Психиатр с большим удивлением посмотрел на меня, а потом повел к председателю комиссии. Они посовещались между собой и председатель решил:

— Мы не будем сегодня давать заключение о вашей годности к военной службе и не пошлем вас на военные сборы до тех пор, пока не получим официальной бумаги с диагнозом вашей болезни.

Тут же он написал запрос в Дзержинский райпсихдис-пансер и велел мне отнести его на улицу Некрасова.

— Придите за ответом через неделю, — сказала мне дежурная медсестра диспансера, принимая от меня запрос военкомата.

— Нет еще ответа, придите через две недели, — сказали мне, когда я явился в указанное время.

Не было ответа и через две недели и мне было велено явиться через месяц. Сегодня как раз истекал этот месяц.

Дежурная медсестра, к которой я обратился, на этот раз не ответила мне ни «да», ни «нет», а послала к заведующей диспансером, пожилой, солидной женщине.

— Нет ответа из спецбольницы, где вы находились, — как-то загадочно произнесла солидная женщина, и вдруг добавила: — Если хотите, я сейчас же могу написать справку о том, что вы — здоровы психически и на учете в психдиспансере не числитесь.

«Ну, нет! — подумал я. — Не для того я страдал в псих-концлагере девять лет, не для того подписал им гнусную бумажонку, что признаю себя больным, чтобы сейчас меня погнали на военные сборы, как здорового!»

— Военкомат сделал вам запрос о том, вследствие какой болезни я находился в спецбольнице в течение девяти лет? Вот вы и дайте ответ по существу, — возразил я.

— Тогда ждите ответа из спецбольницы! — высокомерно ответила заведующая.

— Подожду, мне торопиться некуда.

— Раньше, чем через два месяца не приходите!

— Хорошо, — ответил я и решил вообще к ним больше не ходить.

Бланк незаконченной медицинской комиссии при военкомате валялся в углу моей комнаты, а военкомат почему-то меня больше не беспокоил. И я переключил все свои мысли на подготовку к побегу.

Постепенно в моей голове появился такой план. Я должен скопить деньги и как только придет лето, поехать на Черное море, сперва в Сочи. Там я пройду курс лечения сероводородными ваннами и буду интенсивно тренироваться в плавании. Когда я подлечу сердце и верну себе спортивную форму, то совершу побег через

Черное море в Турцию, чередуя длительные заплывы с отдыхом на надувном матраце.

Я рассчитывал, что когда я проплыву половину расстояния, отделяющего меня от Турции, то начнут дуть попутные ветры и тогда я смогу воспользоваться простейшим парусом. Надувной матрац легок и для него не требуется большого паруса. Самая сложная проблема — мачта, была решена мною еще в спецбольнице. Мачта должна была представлять собой своеобразные ножницы, только из бамбука. Она должна быть разборной. После сборки мачты ножницы раскрываются, а углы ее связываются тросиками. Затем на нее натягивается и крепится парус. Сама мачта привязывается к моему телу. Лежа на спине, я буду придерживать мачту руками и могу давать ей некоторый уклон. Вместо руля будет служить правая или левая нога, опущенная в воду. Мое питание будет состоять из шпига, самодельных кексов на масле и на меду, шоколада и грецких орехов. Пить я буду исключительно морскую воду.

Хотя и все предприятие было сложным и рискованным, но старт был наиболее трудным. Я намеревался вплоть до нейтральных вод (22 километра) плыть с не надутым матрацем и все вещи нести на себе — для большей конспирации. Для этой цели я еще в спецбольнице связал себе большую сетку с очень длинными ручками, которые я мог надеть себе на шею. В эту сетку я положу матрац, парус, одежду и продукты питания. Мачту в разобранном виде я тоже прикреплю у себя на животе. Шерстяную рубашку для согревания тела во время заплыва я решил использовать старую, ее надо было только заштопать и утеплить за счет шерстяных кальсон.

Путем экономии зарплаты и продажи пайков, которые мне давали в столовой на выходные дни, и прибавив к этому еще 69 рублей, которые, наконец, прислало мне Крымское УКГБ за мои вещи, я скопил к лету 1977 года около 200 рублей. Это не считая тех денег, которые ушли на покупку снаряжения. Я купил надувной матрац, маску, трубку, часы и чулки. Я сделал мачту и парус и сшил себе легкую одежду, которую намеревался взять с собой в заплыв. Я помнил, что если бы в 1963 году, в Батуми,

у меня с собой была одежда, то никто бы меня не арестовал. Теперь я знал, что одежда пригодится мне в любом случае: достигну я турецких берегов или нет, ибо нигде никто меня не ждал. Моя одежда состояла из синих сатиновых брюк, тонкой батистовой рубашки и кедов. Я заштопал и утеплил свою шерстяную рубашку и я сшил вручную кепку с длинным козырьком от солнца. Плавки я тоже сшил сам и сделал на них специальные петли для крепления капроновых чулок. По моему эскизу в мастерской мне сделали герметичный корпус из оргстекла для моих часов, копию того корпуса, которым я пользовался до тюрьмы.

На этом техническая сторона подготовки к побегу была закончена и я ждал только лета, чтобы приступить к практическому его выполнению. В начале лета я уволился из столовой, сказав директору, что нашел работу по специальности. Перед отъездом на Черное море я купил дешевый билет и пошел на литературный концерт Эдуарда Белецкого и Владимира Ларионова. 10 лет назад никто в СССР не читал Есенина лучше Белецкого, а Блока — лучше Ларионова. Теперь их силы иссякли. «Как же постарел я сам, — думал я, глядя на своих любимых артистов, — если они оба не были в концлагере, а за 10 лет стали стариками!»

В концертном зале я встретил Лиду Филатову, которая внешне мало изменилась. В театре она была одна. Мы несколько раз проходили близко друг от друга, встречались глазами, но она так и не поздоровалась со мной.

Мои надежды на то, что я жил в СССР временно, до ближайшего лета, не оправдались. Собранных за год денег хватило только на лечение в Сочи. Когда же я переехал из Сочи в Коктебель, чтобы там попытаться вернуть себе спортивную форму пловца, мой кошелек был уже пуст. Некоторое время я все же тренировался в плавании, живя за счет сбора на пляжах Кара-Дага и сдачи на приемные пункты стеклянных бутылок. Но скоро начались дожди, отдыхающие перестали ходить на дальние пляжи и мои заработки прекратились. Пришлось возвращаться в Ленинград. С отвращением, с тяжелым сердцем я возвратился туда, где не хотел жить: в коммунальную квартиру с очередями в туалет, к работе грузчиком.

«Что мне теперь делать? — думал я. — Чем заменить ту цель, которая только и поддерживала во мне моральные и физические силы, цель, благо даря которой я жил?» На мгновение мелькнула мысль: начать действовать, как народный мститель: поехать в Днепропетровск и уничтожить Бочковскую или ее сына. Но я сразу отказался от этого плана: слишком мелко для меня. Кроме того, об этом мало кто узнает, а узкому кругу коммунисты объяснят по-своему, мол «убийство на почве умопомрачения», и многие поверят.