Юрий Ветохин - Склонен к побегу

Теперь главная задача состояла в том, чтобы не подвела психика, как в 1966 году около Манилы. Главное не струсить, когда придет время прыгнуть в море. Пожалуй, психологическая готовность — самое главное в таком предприятии. На всю жизнь я запомнил противную дрожь во всем теле — следствие страха, испытанного мною в 1966 году. И теперь я придавал самое большое значение психологической подготовке, чтобы не было повторения этого. К числу психологических мероприятий относились: строжайший режим дня перед побегом, полный запрет на алкогольные напитки, а также на всякие лакомства, запрет смотреть на встречающихся в море морских змей и акул, запрет ходить на лекции о змеях и акулах, запрет на женщин. Я придумал лозунг, который должен был психологически обеспечить выполнение операции. Этот лозунг: «Никаких эмоций!» В соответствии с этим лозунгом, чтобы «морально не размягчаться» я решил сходить в церковь только один раз, сразу после получения пропуска во Владивосток, и больше не ходить вплоть до самого побега. Я был опять во Владимирском соборе, куда ходил еще в детстве, вместе с матерью, и поставив свечку перед иконой Казанской Божьей Матери, молился о том, чтобы Господь укрепил меня морально, не дал бы поддаться страху, и в конечном счете — помог мне благополучно совершить побег.

Приближалось время отъезда, но оставалась нерешенной последняя проблема: как уехать во Владивосток, не поссорившись с директором ресторана? Я понимал, что если уеду, ничего не сказав в ресторане, или же уволюсь со скандалом, — это будет очень подозрительно и КГБ может перехватить меня на моем пути к цели.

Я долго не мог придумать предлог, который был бы приемлем для директора. Ведь я работал всего один месяц — и вдруг ни с того, ни с сего — увольнение. Так я дотянул до 26 ноября. Дальше откладывать уже было нельзя. Я подошел к директору, когда он был один, и сказал, что случайно купил путевку в санаторий, и теперь у меня нет хода назад, ибо деньги мне уже не вернут — поздно. Я должен или взять отпуск за свой счет или уволиться. Естественно, директор очень удивился, особенно когда узнал, что путевка с завтрашнего дня. Однако он повиди-мому уважал меня и попросил время подумать. В конце дня директор сообщил мне, что дать отпуск за свой счет у него нет возможности.

— Тогда вот мое заявление об увольнении, — ответил я. Он взял заявление и задумчиво произнес:

— Похоже на то, что вы предъявили мне ультиматум. Я, как мог, попытался смягчить впечатление и добавил, что расчет брать не буду и документы тоже оставлю в ресторане. Если после санатория будет нужда во мне — я с радостью продолжу работу в ресторане «Волхов», если же нет — пусть берут другого грузчика.

Это, кажется, подействовало, и директор без злости сказал:

— Где же нам найти грузчика на временную работу, всего на 24 дня?

Во всяком случае, мы с директором расстались без ссоры и это очень обрадовало меня. Кладовщик и старший бухгалтер — те без всякой дипломатии заявили: «Конечно поезжайте! Не пропадать же путевке! Поезжайте! А когда вернетесь — будете работать на старом месте. Другого такого грузчика мы не найдем».

Морально я был очень утомлен. Чтобы снять утомление и по русскому обычаю отметить свой отъезд, я купил бутылку сухого вина. Однако вино мне не пошло. Я выпил лишь немного, бутылку с остальным вином поставил за окно.

Утром 27 ноября я уложил чемодан, взяв кроме туристских вещей еще 2 пары белья и свитер на тот случай, если попаду в тюрьму. Примерив еще раз лодку-бандаж и вложив в карман пальто пакет с рукописью книги, я нашел, что карман оттопыривался. Кроме того, мне пришла мысль, что книга будет помехой при плавании и очень сильно разъярит чекистов, если я буду арестован. Сразу пришло решение уничтожить книгу. «Восстановлю по памяти, если побег удастся», — подумал я. Я положил рукопись в ведро и залил сверху крутым кипятком. Тонкая папиросная бумага, на которой была написана книга, превратилась в кашу. Эту кашу я отнес на помойку.

Присев на минуту по русскому обычаю перед дорогой, я с чемоданом в одной руке и матерчатой сумкой — в другой, тронулся в путь. Никто меня не провожал и я никому не сообщил о своем отъезде. На улице шел мокрый снег и всюду были лужи. Чтобы не промочить ноги пришлось взять такси. В аэропорту, как всегда было много народа. В 12 часов дня, как было условленно, работник Бюро Путешествий начал регистрировать туристов в зале ожидания, около киоска «Союзпечать». Нас набралось 40 человек. За исключением меня, все остальные туристы были хорошо одеты и видимо принадлежали к советской элите. Моя старая и ветхая одежда конечно вызывала недоумение и была подозрительной. Но тут уж я ничего сделать не мог. Денег на лучшую одежду у меня не было. Женщина в дорогом меховом манто сделалась руководительницей группы. С места в карьер она стала бойко командовать. По ее команде мы все сперва сдали свои вещи у стойки, а затем получили посадочные талоны. Билетов у нас не было и мы прошли на посадку по списку, находившемуся все у той же женщины в манто. У меня замерло сердце, когда перед посадкой в самолет нас пропускали через электромагнит с целью проверить, нет ли у кого при себе оружия.

«Что, если агент КГБ умышленно зажжет красную лампочку и под этим предлогом сделает мне личный обыск и найдет лодку!» Однако, красная лампочка не загорелась и я вздохнул с облегчением. Самолет должен был сделать две посадки: в Челябинске и в Братске. Но в Челябинске не оказалось горючего и на заправку самолет полетел в Свердловск, а после Братска самолет приземлился в Хабаровске, так как Владивосток не принимал. Все четыре аэропорта оказались заполненными пассажирами. Несмотря на зимнее время было душно и я очень утомился. Наконец, вечером 28 ноября мы прилетели во Владивосток. Нас ожидали два автобуса из местного Бюро Путешествий. От аэропорта до города довольно далеко и я, смотря в окно, имел время вспоминать 6 лет своей юности, проведенные здесь. Хотя я постарел, но о далекой юности не жалел. Для меня главное было еще впереди. Я даже решил не ходить и не смотреть на тот дом, где когда-то жил с женой.

Автобусы привезли нас к Морскому вокзалу. Там нас тоже ждали. В одном зале расположились работники КГБ, в другом — дирекция круиза и помощники капитана корабля. Работники КГБ проверили наши документы и поставили штамп «проверено», помощники капитана — проверили путевки, и тоже поставили штамп «проверено», а дирекция круиза распределила по группам и по каютам. Всего на теплоходе организовали 12 групп во главе со штатными групповодами.

Выходя из зала после проверки я увидел висевший на стене «Распорядок дня». В числе прочих мероприятий перед самым отходом судна был указан «таможенный досмотр». Я и раньше слышал об этом, но теперь я как-то особенно отчетливо почувствовал, как сильно я рисковал, имея при себе надувную лодку, относящуюся к числу предметов, которые было запрещено брать с собой в круиз.