Юрий Ветохин - Склонен к побегу

7-го декабря утром мы прошли вблизи маленького индонезийского острова Маджу, а вечером пересекли экватор. Капитан, застопорив машины, приказал лечь в дрейф. Туристам было объявлено, что судно будет дрейфовать двое суток. Половина пути была пройдена для меня безрезультатно. Оставалась надежда только на побег в Молуккском море. «Если это не удастся, — думал я, — тогда — всё, ибо обратно теплоход пойдет в невидимости берегов вплоть до Японских островов Рюкю, где в это время года еще прохладно, а потому бежать вплавь нельзя. А дальше уже и Владивосток».

Остальные туристы тоже чувствовали, что наше путешествие дошло до своей кульминации и скоро все кончится. Поэтому бассейны, бары, кинотеатр и танцевальные вечера усиленно посещались. По-видимому никто кроме меня рано не ложился спать. Бассейн работал всю ночь без перерыва. Шум голосов доносился с палубы в любое время ночи, когда бы я ни проснулся. К числу развлечений туристов добавилось еще одно: наблюдение за акулами и китами. Как только вахтенный помощник капитана на мостике обнаруживал скопление акул или китов в пределах видимости, он по судовой трансляции сообщал об этом всем туристам. Такие сообщения большей частью бывали утром. Туристы подходили к указанному борту и с любопытством, а некоторые со страхом наблюдали за тем, как киты пускали фонтанчики воды или как охотились акулы и касатки. Построившись полукругом, подобно неводу, и напоминая подводных охотников с масками, наблюдающих с поверхности воды за глубиной, акулы медленно проплывали мимо нашего судна. По спинным плавникам акул можно было судить о том, как часто они хватали добычу. Плавники то и дело исчезали под водой и потом появлялись снова в том же самом месте, не нарушая общего строя. Акул было множество: многие десятки, а может быть — сотни. По распоряжению капитана матросы сделали из корабельных тросов акульи удочки и наживив их кусками мяса, забросили за борт. Однако ни одна акула не польстилась на это мясо.

Меня на этот раз акулы особенно не волновали. Я был хорошо подготовлен к встрече с ними как с точки зрения практической, так — и эмоциональной. Я внимательно осмотрел в Зоологическом музее все выставленные там экспонаты акул, перечитал все книги об акулах, которые только смог найти в систематическом каталоге Публичной библиотеки, а также систематизировал все эти сведения и усвоил их как «Отче наш». Три книги из числа мною прочитанных наряду с практическими сведениями несли в себе солидный заряд оптимизма. Это книга об акулах американского ученого, фамилию которого я забыл, «Боевые пловцы» Беста и книга ФРГ «Приключения в Красном море». Авторы всех трех книг утверждали, что акулы не являются столь опасными для человека, как это принято считать у обывателей. В доказательство немецкие пловцы катались верхом на китовой акуле и плавали, уцепившись за акулий хвост. То обстоятельство, что ни одна из акул, обитающих в Молуккском море, не съела приманки, брошенной на крючке за борт, еще больше укрепило мою уверенность в том, что акулы не едят все подряд, а соблюдают определенную диету. Уж конечно я к числу диетических продуктов не принадлежал!

Утром 8-го декабря наш теплоход дрейфовал в видимости индонезийских островов. Нам не сообщили ни названий островов, на расстояния до них. Однако на глаз расстояние не превышало 30 километров. Я решил, что лучшего случая у меня не будет и начал последние приготовления. Они включали определение направления ветра, азимута ближайшего острова, а вечером — нахождение характерных звезд и созвездий, по которым можно ориентироваться ночью.

Утром 9-го декабря острова оказались на большем расстоянии от нас, чем накануне. Или наш теплоход снесло ветром и течением, или капитан ночью давал ход для того, чтобы отойти подальше от территориальных вод Индонезии. Больше ждать было нельзя. Этот день, 9-го декабря 1979 года был последним днем, когда наше судно находилось на экваторе. Вечером теплоход должен был отправиться в обратный рейс. Девятое декабря 1979 года я назначил днем своего побега.

Насмотревшись вдоволь на «большое стадо акул и касаток» с левого борта, как было объявлено по трансляции «всем пассажирам и команде», я стал слоняться в раздумье по палубам теплохода. Мысленно я еще раз проверял все пункты моего плана, как говорится, «пробовал их на зуб». Окончательная подготовка и само осуществление побега рисовались в моем мозгу довольно отчетливо. Я почти физически представлял себя то в море, то на незнакомом тропическом острове. Однако что-то еще тревожило меня, что-то шептало мне, что в последний момент я еще могу отставить исполнение задуманного плана, могу струсить… На первый взгляд все исполнимо: после ужина, когда мой сосед по каюте толстобрюхий Бабкин как всегда уйдет в ресторан с такой же толстопузой любовницей, я останусь в каюте один и на всякий случай притворюсь спящим. Предварительно я надену плавки, вложу в карман плавок военный билет, платок и нож, а также натяну и привяжу к плавкам длинные женские чулки. Случайно я услышал от помощника капитана, что теплоход уходит в обратный рейс поздно вечером. Я буду ждать, когда матросы поднимут три спущенных для прогулок шлюпки и закрепят их по-походному. Тогда опасность со стороны шлюпок будет ликвидирована, ибо для спуска шлюпок на воду требуется так много времени, что я успею уплыть из их поля зрения. Когда судно даст ход, я окончательно оденусь, вылезу через иллюминатор и прыгну в море. Запасной вариант состоял в том, что в случае раннего возвращения Бабкина в каюту, я выйду на палубу и прыгну за борт, на глазах у всех. Но этот вариант мне не нравился тем, что меня могли схватить раньше, чем я прыгну за борт, и мне пришлось бы прыгать без спасательного жилета. Дальше все зависело от направления ветра, от течения и от облачности на небе. Кроме того, исполнить мой план мне могли помешать акулы, медузы-физалии и мало ли еще кто, не считая капитана, который сделает все возможное, чтобы поймать меня.

Таким образом получалось, что только при условии, что все объективные обстоятельства окажутся благоприятными, мой план мог быть осуществлен. Если хотя бы одно обстоятельство будет неблагоприятным, меня ожидала неудача. Вывод нельзя было назвать утешительным.

Вспоминая теперь тот период, я могу четко сформулировать то, что я мысленно искал, хотя и не умея еще выразить в словах. Я искал какое-то утешение, какую-то альтернативу бескомпромиссному слову «неудача» в случае неблагоприятных обстоятельств.

Если кому-либо на теплоходе был интересен этот седой и немолодой человек, то он наверняка обратил внимание на то, как я ходил по палубам, погруженный в размышления, ничего и никого не замечая вокруг себя.