Григорий Пенежко - Записки советского офицера

Часа два мы ползли в болотистой воде, пугая предательски громко крякавших домашних уток и гусей, проваливаясь в трясины, вытягивая друг друга из них.

Каждое отделение тянуло за собой волокушу с одним раненым. Наконец, совсем уже выбившись из сил, мы натолкнулись на сухой островок. Он был покрыт густым, в рост человека осинником и примыкал к самой реке.

Первыми поплыли лучшие пловцы, потянув за собой на восточный берег проволоку. Конец её на обеих сторонах реки был закреплён за кусты. Сделав из волокуш и носилок подобие маленьких паромчиков, мы стали переправлять через реку раненых, а потом таким же путём всех не умеющих плавать.

Как ни торопил бойцов Попель, а всё же рассвет застал нас на переправе и выдал немцам. Появились вражеские самолёты. Они начали штурмовку, обнаружив нас с первого захода. К нашему счастью, пошёл густой дождь. Но всё же мой взвод понёс потери. На холмике среди болота мы похоронили старого солдата, колхозника-добровольца Мусия.

Не успел ещё затихнуть гул самолётов, как наше прикрытие со стороны села подало тревожный сигнал: "Танки противника". Майор Сытник, забрав первую роту, бегом повёл её на помощь прикрытию. Из лесу, куда по болоту бежал мой взвод, навстречу нам раздались орудийные выстрелы. Мы залегли в болотной осоке. Я недоумевал, почему снаряды рвались далеко за нами. Стал прислушиваться к стрельбе. Только я подумал: "Что такое? Это же наши орудия стреляют", как Никитин и Гадючка, лежавшие рядом со мной, почти одновременно радостно воскликнули:

- Наши стреляют!

Да, конечно, наши. Разрывы снарядов блестели среди развернувшихся к атаке немецких бронеавтомобилей, километрах в двух от нас.

"Ошибки не может быть", - подумал я и увидел, что мой взвод, состоявший из одних раненых, вскочив, помчался уже к опушке, из которой стреляли орудия.

- Скорее! Наши! - кричали мне бойцы. Я бросился за ними.

На опушке между деревьями бойцы кого-то окружили. Когда они расступились, чтобы дать мне дорогу, я увидел Кривулю. Он весь был в копоти и масле, но я издали узнал его по буйно растрёпанному чубу и сразу с тревогой подумал о колонне, с которой он ушёл.

- Какими судьбами? Что случилось? - спросил я.

- Ничего не случилось, - сказал он и показал на два видневшиеся из-под маскирующих ветвей танка БТ. - Уже готовы! Едва кончили, как видим - кого-то бомбит немецкая авиация, потом эти броневики... Ну, мы и помогли огоньком.

Как всегда, он говорил так, как будто мне должно быть ясно всё с одного слова. Я попросил его рассказать толком, в чём дело.

- Очень просто! - сказал он.

Дело было в том, что два неисправных БТ из полка Болховитинова, шедшие в колонне, едва двигались и заводились только с буксира. Один из них, пройдя мост, заглох и закупорил выход. Пока Кривуля возился с ним, помогая завести, колёсная колонна ушла далеко. Посоветовавшись с экипажами, Кривуля пришёл к выводу, что догнать колонну на одной первой передаче не удастся, придётся двигаться самостоятельно, поэтому и решил: из четырёх неисправных танков сделать два боеспособных. Отъехав в лес, они приступили к работе. Перестановка коробок перемены передач задержала их в лесу до нашего появления.

Майор Сытник, отбив атаку броневиков и мотопехоты, дал Попелю возможность закончить переправу и увести отряд в лес.

- Вот и хорошо! - обрадовался Попель, когда я доложил ему о Кривуле. Соберите в ротах тяжело раненных и посадите на танки столько, сколько может разместиться на них, и пробивайтесь на Тарнополь. Вывезете раненых и доложите корпусу, что отряд продолжает выполнять новую боевую задачу.

Пока я отбирал раненых, роты выстраивались на поляне. Танкисты становились в ряды поэкипажно. Попель поднялся на штабель брёвен. Ряды вздрогнули, подтянулись ближе к нему.

- Соратники и друзья! - тихо заговорил Попель. - Сегодня мы идём на восток, но вы запомните эти тропы, - завтра мы проложим по ним на запад широкие дороги боевой славы нашего народа! Пусть вечно живёт его вождь товарищ Сталин!

- Ура!!! - тихо, но несмолкаемо долго и грозно несётся над поляной.

- Товарищи! - продолжал Попель, подымая кулак. - И без машин мы останемся грозной силой. Рядом в селе Семидубы - немецкий аэродром. Наша задача разгромить его. Мы будем уничтожать захватчиков всюду, где бы они нам ни попались. За мной, танкисты! - он взмахнул рукой, и его не стало на возвышении, я потерял его из виду среди ротных колонн, которые зашевелились и одна за другой двинулись в лес, ещё не стряхнувший с себя тёмное покрывало ночи.

Наш путь - в другую сторону. Раненые уже разместились на танках - по двенадцать-пятнадцать человек на машину. Тех, которые сами не могут держаться, пришлось привязать к броне верёвками. Люди сидят и лежат на броне так тесно, что танка не видно, со стороны, должно быть, не поймёшь, что это за диковинную машину облепило столько людей. Из пассажиров моего танка твёрдо держится на ногах только колхозник Игнат. Он уже переоделся в керзовую куртку Мусия и опоясался его пулемётной лентой. Я поручил Игнату следить, чтобы во время движения кто-нибудь из раненых не свалился с танка. Он ухаживает за ними, как нянька, бегает вокруг машины, одному что-нибудь под голову сунет, другому флягу наполнит водой.

Сейчас мы двинемся в путь - пусть только колонна отряда скроется в лесу.

- Не могу ехать в госпиталь, - говорит раненный в голову старшина Ворон. - Вон с Удаловым пойду воевать . .. Счастливо пробиваться, - и он соскальзывает с танка, бежит за строем. Удалов машет ему рукой.

- Эй, дружок, пристраивайся к моему взводу.

Гадючка, кажется, чувствует себя обиженным, он молча смотрит вслед уходящим. Вот уже и последние. Замыкая колонну, идёт тыловое охранение. Его ведёт пехотинец младший лейтенант, бежавший в атаку за мазаевским батальоном в памятное утро боя за Трытыны.

Моя пятикилометровка с маршрутом на Тарнополь вся разрисована ориентирами: хутор, могила, верба, яр. Игнат в этих местах двадцать лет батрачил, все стежки и межи исходил. Повторив вслух ориентиры, он заключил:

- Добре буде.

Гадючка, который никак не мог примириться, что его танк, облепленный ранеными, потерял вид боевой машины, не утерпел конечно:

- Що це добре?

- Як мышь, прошмыгнём, - пояснил колхозник, не знавший нрав нашего механика.

Этого было достаточно, чтобы Гадючка всю дорогу неизвестно кому доказывал ту совершенно очевидную истину, что танк - это не мышь, особенно БТ-7, мотор которого при выхлопе стреляет, как пушка, - да и вообще чего лазать по ярам, без толку это, если рёв мотора слышен за пять километров.

Два наших танка идут на юг полями и оврагами, укрытые туманом и моросящим дождём, обходя на тихом газу селения, в которых могли быть немцы. В лесу южнее селения Града останавливаемся на днёвку, так как дождь прошёл и небо стало угрожающе расчищаться.