Георгий Соколов - Малая земля

— Адмирала Макарова.

— Запишу обязательно. — Он вынул блокнот и с сожалением добавил: — Как это я раньше не знал. Вот что значит недостаток военного образования.

Он снял плащ-палатку и сел на кровать.

— Когда-то доведется еще посидеть на кровати… Дубровин, ты веришь предчувствиям? — неожиданно спросил он.

— Нет. Ерунда.

— Я тоже так думаю, что это предрассудок…

Поднявшись наверх, Дубровин зябко поежился. Холодный ветер пронизывал насквозь. Он прошелся по палубе, приглядываясь к людям. Десантники сидели нахохлившись, тесно прижавшись друг к другу. Дождь шуршал по плащ-палаткам и струйками стекал с них на палубу. Моряки о чем-то разговаривали вполголоса. Дубровин заметил среди них своего механика Давыдова и прислушался к разговору.

Давыдов считал, что поскольку он парторг катера, то должен проводить политическую работу не только среди команды своего корабля, но и с теми моряками, которых корабль перевозит. Дубровин гордился своим парторгом и называл его «мой комиссар».

— Хорошее сообщение мы получили перед высадкой — говорил Давыдов. — Второго февраля закончен Разгром и уничтожение группировки противника под

Сталинградом. Теперь, товарищи, дело за нами. Нас ждет Севастополь… Помните о Севастополе, когда бой начнете…

— Ты о нас не беспокойся, — сказал кто-то из десантников. — Мы маршрут до самого Берлина знаем.

Дубровин прошел дальше. Около носового орудия комендор Терещенко пританцовывал, чтобы согреться, и что-то смешное рассказывал двум десантникам.

Лишь рулевой Сухов стоял у штурвала как изваяние, словно он не испытывал ни холода, ни ветра. Что чувствовал сейчас этот угрюмый человек, какие мысли волновали его? Дубровин знал, что родом он из Новороссийска, но никому Сухов не говорил, что его мать и жена убиты вражеской бомбой, а двухлетний сын делся неизвестно куда.

Командир катера подошел к Сергею.

— Замерз?

— Ничего, — безразличным голосом ответил Сергей. — Скоро жарко будет.

— Ты не очень-то рискуй…

— Как это понимать?

— Не лезь на рожон.

— И ты мне такое перед боем говоришь, — с укоризной произнес Сергей.

— О чем же тебе еще говорить? — недоуменно пожал плечами Иван.

— Знаешь, Ваня, что вспомнилось мне? — оживился Сергей. — Блины, которые мама пекла. Эх, и мастерица же она! Сейчас бы их, горяченьких, да обмакивать в горячее масло — фу ты, язык проглотить можно!.. Помнится, ты тоже любил их.

— Сережа! — шутливо ужаснулся Дубровин. — Мысли твои не боевые. Разве об этом должен думать десантник, идя в бой?

— Да ведь бой-то еще не начался, — в тон ему ответил Сергей. — Ты хочешь, чтобы я думал так, как герои в плохих газетных очерках, — только о победе… А, впрочем, если разобраться, то и воспоминания о блинах связаны с мыслью о победе. Скажи, что не так?

— Пожалуй, что и так…

Дубровин взглянул на светящийся циферблат часов и взволнованно вздохнул:

— Семь минут осталось… Да, Cepera, шутки шутками, а болит у меня за тебя сердце.

— Ну вот еще… — нахмурился Сергей, отвернулся и стал смотреть на море.

Последние минуты особенно томительны. Они приближают тот миг между жизнью и смертью, при ожидании которого в тоске сжимаются сердца у самых храбрых людей. Над морем нависла напряженная тишина, разговоры затихли. Было слышно, как ветер полоскал невидимый вымпел, поднятый на мачте, и с издавна привычным шумом билась о борта вода.

Дубровин поднялся на мостик и распорядился занять боевые посты. Через минуту на палубе показался командир группы. Он могуче потянулся и произнес:

— Ребята, быть наготове. Плащ-палатки скатать.

— Сейчас начнется, — тихо сказал Дубровин.

И в тот же миг вся бухта вдруг осветилась, над морем и горами загрохотало. Гул артиллерийской канонады нарастал с каждой минутой. При вспышках снарядов стал виден берег Мысхако.

Неожиданно где-то впереди раздался страшный скрежет, взметнулись огненные полосы. На какое-то мгновение Дубровин оторопел.

— Тьфу, черт, это же Терновский из своих «катюш» палит, — проговорил он.

С флагманского корабля передали сигнал идти к берегу.

— Полный вперед! — скомандовал Дубровин.

Взревели моторы, и катер рванулся, вспенивая воду.

Корабли летели к огневому валу. Сейчас решали минуты, а может, и секунды. Через десять минут артиллерия перенесет огонь дальше от берега метров на триста, к этому времени десантники должны быть уже на суше, Дубровин понимал, что при малейшей задержке все может пойти по-иному. В этот напряженный момент он забыл о брате и обо всем на свете, мысли сосредоточились на одном — предстоящем бое.

На полном ходу катер подлетел к береговой черте, К самому берегу он не мог пристать из-за мелководья. Десантники наготове стояли у бортов.

— До скорого свидания! — крикнул командир группы Дубровину.

— Ни пуха ни пера!..

Сергей вскочил на мостик. Братья обнялись и расцеловались.

— Действуй, как моряк, — глухо проговорил Иван,

— Вот это разговор другой, — отозвался Сергей и побежал к борту.

Десантники стали спрыгивать а воду. Дубровин видел, как Сергей, держась за штормовой конец, спустился с левого борта, окунулся по пояс в воду и быстро побежал, держа в правой руке автомат, а в левой гранату. И в этот момент Дубровин почувствовал, что, может быть, видит брата последний раз. Вернется ли? А если случится страшное, что напишет старший брат матери? «Теперь я понимаю чувства наших отцов и матерей, пославших своих детей на войну», — подумал Дубровин.

Ракеты осветили берег моря. Прожекторы, словно гигантские огненные мечи, разрезали темноту. Море закипело, зловеще засвистели мины, разрывы вспыхивали на волнах, вздымая вверх воду. Десятки светящихся трасс, окрашенных в синий, красный, белые цвета, потянулись к кораблям. По десантникам, бежавшим к берегу, в упор открыл огонь вражеский пулемет. Несколько человек упали в воду.

— Комендоры! Подавить! — яростно крикнул Дубровин, готовый сам броситься к орудию.

Терещенко уже стрелял по огневой точке. После четвертого снаряда пулемет замолк. Дубровин заметил, как Сергей вылез на берег и бросился к пулеметному гнезду. Затем он потерял его из виду. «Эх, забыл сказать ему, — пронеслась мысль, — сбрил бы усики. На пижона походит. От госпитальной скуки завел».

Когда все десантники вышли на берег, Дубровин распорядился дать задний ход. Катер стал разворачиваться. Два снаряда разорвались около кормы. Комендоры не прекращали стрельбу по огневым точкам врага.

К Дубровину подбежал механик.

— Один мотор вышел из строя, — доложил он.

— А второй?

— В порядке.

— Добро. Отходим.

Слева прошел катер старшего лейтенанта Крутеня. Дубровин знал, что на этом катере находился Куников и его штаб. «Значит, Куников уже на берегу», — успокоенно подумал Дубровин.