Георгий Соколов - Малая земля

За эти дни Лычагин так похудел, что стал казаться еще меньше ростом. Щеки ввалились, на них отросла щетина непонятного цвета, нос заострился, а глаза запали. Обмундирование превратилось в грязное лохмотье. Впрочем, вид у остальных был не лучше. Кайда обмотал ботинок с отлетевшей подошвой проволокой и бинтами. Ходить в таком ботинке неудобно. Поневоле приходится ковылять. Пришлось забинтовать и вывихнутый палец на правой руке.

Обвел Лычагин всех вопросительным взглядом и вздохнул:

— Что предпримем? Мое мнение такое. Выберем укромное местечко, до полночи отдохнем. А там посмотрим, как развернутся события. Может быть, под утро придется прорываться. А куда — потом решим.

Так и порешили. Нашлось такое место, где без риска можно расположиться. Лычагин поставил Кайду часовым.

— Ты вроде покрепче. Через полчаса разбудишь Лысова, а потом он меня.

Матросы уснули сразу как убитые. Кайда притаился У стены, держа наготове автомат и всматриваясь в темноту. Стрельба на какое-то время утихла, а это еще больше настораживало. Он вглядывался в темноту, пытаясь угадать, что в ней таится. При вспышках ракет виднелись перебегающие темные фигуры. Кто они? Куда перебегают? На сердце было тревожно. Что принесет завтрашний день? Кайда — опытный десантник, он знал, что под покровом темноты идет перегруппировка, накапливаются силы для нового удара. Чей удар окажется крепче?

Когда Кайду сменили, он лег между камнями, прижав автомат к груди. Закрыл глаза и сразу почувствовал слабость во всем теле.

И в этот миг кругом загрохотало, огненные зарницы засверкали над бухтой. Затявкали, захлебываясь от ярости, пулеметы, затрещали автоматы. В гуле взрывов явственно слышался рев моторов и катеров.

Все матросы вскочили. Вскочил и Кайда. Ворча, стал тереть глаза, которые не хотели открываться. Несколько минут молча смотрели на происходящее. Каждый понимал, что высадились новые десантники, что это, может быть, решающий бой, от которого зависит судьба города.

— А мы что — спать в это время будем? — нарушил молчание Лычагин.

— Какой там сон, — отозвался Кайда. — Поддержать ребят надо.

— Вот это мужской разговор. Итак, братва, мы должны помочь. Как? Мое мнение такое. Немцы, конечно, будут подбрасывать к берегу подкрепления. Мы у них в тылу. Вон видите те развалины, — он указал рукой в сторону дороги, где находился разрушенный дом. — Там засядем. Мимо нас будут идти. Устроим им полундру. Одобряете?

— Генеральская у тебя голова, — похвалил Копотилов. — Отлично задумано.

— А если нас окружат? — задался вопросом Максимов.

Кайда усмехнулся, положил ему руку на плечо:

— Иван, ты что — только проснулся? Да мы уже которые сутки в окружении. Или ты не замечаешь?

Максимов посмотрел на него сначала с недоумением, потом его лицо расплылось в улыбке.

— А ведь и верно. В голове винтики развинтились.

— Двинулись, — сделал знак рукой Лычагин…

Прошло более часа, как они сидели в засаде. Но ни один немец не проходил мимо — ни на передовую, ни с нее. Кайда, лежавший поблизости от Лычагина, пробурчал с недоумением:

— Непонятно что-то.

— А мне понятно, — сказал Лычагин. — Нет, стало быть, у них резервов.

— Тогда чего же лежим?

— Помолчи. Кажись, кто-то бежит.

На дороге, со стороны порта, показались немцы. Их было не меньше взвода. Они шли торопливо, пригнувшись. Задние на какой-то миг поворачивались и стреляли из автоматов короткими очередями.

— Эти наши, — сказал Лычагин и нажал спусковой крючок.

Не ожидавшие нападения с тыла, гитлеровцы заметались. Шесть матросских автоматов уложили их всех на дороге.

— Так-то вот, браток, — заметил Лычагин, повернувшись к Кайде. — А ты говорил, чего лежим.

— Драпают, выходит, — сказал Кайда.

— Выходит, что так.

Какую-то минуту спустя, делая перебежки, показалась еще одна группа. Кайда уже хотел нажать спусковой крючок, как Лычагин крикнул:

— Это свои. Не стрелять.

Поднявшись из-за укрытия, он радостно закричал:

— Эй, братки! Смелее продвигайтесь!

— А ты кто такой? — раздался настороженный голос.

— Мы куниковцы. Третьи сутки тут.

— Выходите, посмотрим.

Матросы поднялись и вышли на дорогу. Им навстречу шагнули двое — офицер и солдат.

— Вы стреляли? — спросил офицер.

— Мы, — ответил Лычагин, кивнув в сторону убитых гитлеровцев. — Наша работа.

— Молодцы! Вы здорово помогли нам. Спасибо. — Офицер крепко пожал ему руку.

Тут подошли остальные солдаты. Они жали руки матросам, обнимали.

Офицер спросил Лычагина:

— Как тут обстановочка?

Лычагин показал рукой вдоль дороги.

— Метров двести можно продвинуться, как говорится, без греха. А дальше не знаю. — И спросил в свою очередь: — А как обстановка вообще? Мы тут ничего не знаем.

Офицер ответил, В эту ночь в помощь стрелковому полку подполковника Каданчика высажен еще один полк. Причалы опять отбиты у немцев. Полк занял электростанцию, цементный завод. Сопротивление немцев ослабевает.

Несмотря на темноту, Кайда разглядел, сколько звездочек на погонах офицера. Спросил:

— Товарищ капитан, а как наш батальон?

— Точно не скажу. Но мне известно, что штаб батальона до сих пор в окружении в клубе портовиков. Рота автоматчиков капитан-лейтенанта Райкунова заняла железнодорожный вокзал и водрузила на нем знамя. Но потом гитлеровцы нажали на роту, и она засела в башнях элеватора. Не повезло и двести пятьдесят пятой бригаде, которая высадилась левее вашего отряда. Гитлеровцы разгромили ее. Как видите, обстановка еще сложная.

Матросы переглянулись.

— Выходит, что еще завтра придется несладко, — вздохнул Кайда. — Ну, что ж, еще подтянем пояса.

— Да вы, ребята, голодные, видать, — спохватился капитан и повернулся к солдатам: — А ну-ка, товарищи, поделитесь с матросами кто чем может.

— Нам бы патронов, — сказал Лычагин. — Братки, каждый по десятку патронов. Не обеднеете. Видите, наши отечественные автоматы висят на наших шеях, а в руках немецкие. Трофейные патроны тоже на исходе.

— Поможем, — раздались голоса.

Вскоре в матросских карманах были сухари и патроны.

Капитан скомандовал продвигаться вперед. Матросы пошли с пехотинцами. Действительно, метров двести прошли спокойно. Но дальше напоролись на плотный огонь противника. По дороге и вокруг нее начали рваться мины и снаряды. Пришлось залечь.

Матросы лежали за каменным забором и грызли сухари.

— Жить можно, — приговаривал Лысов, заканчивая третий сухарь. — Еще бы водицы попить, тогда полное удовлетворение матросских потребностей. Я, конечно, имею в виду минимальные потребности. Чтобы Малютку накормить, надо сотню сухарей.

— Что верно то верно, — поддержал его Копотилов. — И как ты, Малютка, терпишь?