Леонид Механиков - Полёт:Воспоминания.

А может быть, - и к лучшему?

Трудно, но мы уже втянулись.

Занятия ежедневно по десять часов и два часа на самоподготовку.

Шесть дней в неделю.

Новые и довольно сложные науки. Напряжённый и однообразный ритм чётко налаженного механизма.

С ума можно сойти.

Каждый день одно и то же: в шесть подъём, зарядка, приборка, завтрак, занятия, обед, занятия, ужин, самоподготовка, личное время, вечерняя проверка, вечерняя прогулка, отбой в 23.00.

Даже перерыв между парами, - бегом в следующую аудиторию. Нужно ведь успеть занять место поближе (или подальше - смотря кому что надо) от кафедры, от доски.

Однообразие изредка нарушается чем-либо из ряда вон выходящим.

Был у нас наш общий любимец - преподаватель аэродинамики подполковник Кричевер. Мы его любили даже, несмотря на его серебряные, а не золотые как у всех лётчиков технические погоны. Умница великая. Сам из себя невзрачный, маленького роста, в громадных очках с толстыми стёклами, за которыми внимательные настороженные, не видящие ничего, кроме формул, графиков и классной доски глаза, громадной, всколоченной, седой вьющейся шевелюрой на несоразмерно большой голове, вечно в пух и прах перепачканный мелом (когда он читал лекцию, то попеременно вытирал тряпкой то мел на доске, то вспотевший лоб). Под стать всему несоразмерному был и его голос: из этого щуплого тела неожиданно для слушателя возникал басовитый, громкий голос богатыря.

Мы уже знали все ходы и выходы, мы использовали коридоры, переходы и лестницы рационально. К примеру, после лекции по конструкции двигателя для того, чтобы попасть в класс аэродинамики, надо было обойти чуть ли не всё здание УЛО, подняться на два этажа по широченной парадной лестнице и там снова тащиться коридорами. А рядом с инженерной была крутая, почти не освещённая лестница чёрного хода, - колодец с витой, узкой, рассчитанной по ширине только на одного человека железной лестницей со старинными, пробитыми насквозь затейливым узором, толстыми чугунными, рифлёными ступенями. По-видимому, эта лестница предназначалась для пожарных, но она являлась кратчайшим путём между нужными нам аудиториями. И, хотя по ней можно было пройти лишь одному человеку, - мы бегали вверх по ней быстро: попробуй, задержись, - тут же нижний засунет тебе палец в очко.

В этот раз мы, как всегда, торопились. Нужно занять место поближе, да ещё успеть перекурить в курилке. Я спешил. Сзади поджимали. Перед носом мелькает чей-то зад. Зад торопится не очень. До площадки второго этажа ещё десяток ступеней. На площадке можно разминуться, там поместится два человека, там я его и обойду. А пока - я со всего маху тычу вытянутый палец прямо в очко. Раздаётся дикий басовитый хохот и впереди идущий пулей взлетает на площадку.

Кричевер! Это его голос! Как он оказался среди курсантов? Здесь же преподаватели не ходят! Что теперь будет?! Кричевер стоит наверху и подслеповато пытается рассмотреть наглеца, воткнувшего ему, преподавателю, палец в зад.

Слава богу, что темно.

Я бочком протискиваюсь мимо, здороваюсь.

Мой голос он знает.

Он отвечает.

Значит, я - вне подозрений. Я такого сделать не мог. Значит, кто-то сзади.

Да и на самом деле я этого сделать никогда бы не мог, - очень уж уважал я этого преподавателя.

Я бегу наверх, Кричевер остаётся внизу.

Не знаю, нашёл ли он наглеца...

На меня такого он даже и подумать не мог - отличник, любимец...

Об этом случае я никогда и никому не рассказывал.

Даже после окончания училища.

Завершающим этапом обучения в ТБК (теоретический батальон курсантов) являются батальонные учения. К этим учениям мы готовились долго.

Были уже изучены уставы и наставления, общевойсковая тактика, оружие, проведены практические стрельбы и марш-броски, изучена разработка учения. По плану мы должны были обороняться, а соседний батальон - наступать. Их задача - овладеть объектом, который мы прикрывали, наша задача - не дать противнику овладеть тем чёртовым объектом... И всё-таки начало учений было неожиданным: в 4 часа утра - тревога. На сей раз, сорока пяти секунд не хватило: получаем патроны (пусть и холостые, но всетаки их получить надо) и сухой паёк на два двое суток.

Выскакиваем из казармы в морозную ночь, строимся, получаем последние указания, где находится объект и где противник, на лыжи - и вперёд броском на 40 километров! Как шли, рассказывать не буду. До сих пор считаю своей заслугой, что я не сошёл с дистанции, что добрался всё-таки до прикрываемого объекта.

Всё! Теперь можно упасть и отдышаться.

Не тут-то было. Поступила команда окапываться. Окапываться в чистом поле среди снежных сугробов! Окапываться от кого? Окопались. Развили систему ходов сообщения, подготовили брустверы.

Взялись за сухие пайки.

Пора бы уже противнику и нападать.

Не нападает что-то.

Ладно, подождём.

А морозец - хватает за нос, руки в рукавицах мёрзнут, ноги в кирзовых сапогах. Две портянки да резина. Бегать ещё ничего, а сидеть и ждать...

Начальство набежало, комбат майор Марусидзе пришёл.

Это он сопровождал заместителя начальника училища по строевой.

Выстроили всех и объявили: кто обморозится - прямо на гауптвахту. Теперь понимаю, что в глазах авиаторов пехотные учения - несерьёзно, мол, лётчикам не по окопам отсиживаться надо, а воевать, да видно, отстояла пехота своё в программе, да и зам по строевой настоял на учениях - нужно, чтобы знали потом, каково пехоте.

Видно, что-то не заладилось у них, возникла заминка, надо ждать. А как ждать в сапогах? Обморозится курсант - надолго выйдет из строя, на выпуске отразится, - показатели снизятся.

Вот и набежали.

Нам не говорили причины задержки нападающих: то ли их не туда отвезли, то ли они сами заблудились - короче, вместо того чтобы отвоевать за день, мы провели в снегу день, ночь, и только во второй половине следующего дня противник вдруг на нас напал. Возможно, это и был их приём, потому что бдительность наша была потеряна полностью, и подползающего противника мы обнаружили слишком поздно, почти у своих окопов.

Поднялась беспорядочная стрельба, противник успел проникнуть в наши окопы, и началась рукопашная.

Мы настолько уже устали от ожидания, настолько все замёрзли, настолько разозлились на этого пропавшего противника, что рукопашная пошла по-настоящему: в морозном безветренном воздухе далеко разносился мат, кряхтенье, вскрики, охи и тумаки.

Не знаю, кто кого победил бы, если бы на бруствере не появился сам начальник училища. Таким мы его ещё не видели. Он был взбешён. Генерал выхватил пистолет и стал стрелять вверх раз за разом, пока не высадил всей обоймы. Звонкие выстрелы ТТ отрезвили воинов.