Георгий Чулков - Жизнь Пушкина

Пушкин любил «шум и толпу». За отсутствием таких салонов, какие он посещал в Петербурге, пришлось ужинать, играть в карты и танцевать у молдаван. Это было не очень забавно, и Пушкин развлекался легкими романами и сомнительными авантюрами с кишиневскими дамами. Элегическое раскаяние в порочных заблуждениях «минутной младости» [468] «минутная младость» — строка из элегии «Погасло дневное светило (1820). , в котором Пушкин признавался самому себе ночью, на палубе брига, подъезжая к Гурзуфу, как будто прошло бесследно. Кишиневская жизнь поэта была полна таких увлечений и приключений, что петербургские его грехи казались теперь детскою шалостью. Тогда Пушкин весело кутил с гусарами, не очень задумываясь: теперь у Пушкина был уже какой-то душевный опыт, который обязывал ко многому: он узнал какое-то «счастье» в целомудренной тишине, и несмотря на это, он снова предался всем своим страстям, но теперь эти страсти не были такими ребяческими, как в дни его дружбы с Кавериным. Недаром он зачитывался «Чайльд-Гарольдом» Байрона. Пушкин был разочарован. Он был недоволен жизнью, которая сложилась, как ему тогда казалось, нелепо и безобразно. Почему он, поэт, не может располагать своим дарованием, своими силами, своею волею? Почему он должен жить там, где ему предуказано петербургскою властью? Почему он связан каким-то смешным обещанием Карамзину не писать против правительства по крайней мере два года? Не ясно ли, что Пушкину надлежит быть в центре страны, следить за движением политической и литературной жизни, видеть всех примечательных людей, восхищаться прелестными хозяйками столичных салонов и пленять сердца? А ему приходится сидеть в ничтожном Кишиневе, где-то на окраине государства и даже иногда брать из канцелярии Инзова какие-то старые законодательные акты Бессарабии, написанные по-французски, и переводить их на русский язык. На это, правда, приходится тратить очень мало времени. Добрейший генерал Инзов его не торопит, но и это малое обязательство кажется Пушкину ненужным и смешным. Пушкин, раздраженный своим пленом, вел образ жизни, обращавший на себя внимание кишиневского «общества» и даже многих пугавший. Такова судьба беспокойных и свободолюбивых душ. Кутежи Байрона в Ньюстедском аббатстве [469] Ньюстедское аббатство — родовой замок Байронов в Шотландии с XVII в. , его конфликт с чопорным общественным мнением, его странный брак с мисс Мильбанк [470] мисс Мильбанк — Мильбэнк Анна-Изабелла (Аннабелла, 1792–1860 — жена Д. Г. Байрона в 1815–1816 гг. В браке родилась дочь Ада. ; скандальный развод и добровольное бегство из старой Англии все это привело его в конце концов к свободному скитанию по чудесным странам, где он мог наслаждаться материальной независимостью, искусством, любовью и далее участвовать в политических событиях так и в такой мере, как это отвечало вкусам и пристрастиям его капризного ума. Почему же он, Пушкин, лишен всех этих наслаждений? Почему Байрона обожали такие дамы, как Каролина Лем [471] Лем Каролина (1785–1828) — леди Мельбурн, возлюбленная Байрона. Описала свой роман с ним в произведении «Гленарван», вышедшем анонимно. , герцогиня Оксфордская [472] Герцогиня Оксфордская — Скот Джейн Элизабет (графиня) — в ее поместье в местечке Эйвуд Байрон гостил осенью 1812 г. , графиня Тереза Гвиччоли [473] Гвиччоли (прав. Гвиччиоли) Тереза (1800–1873, урожд. графиня Гамба). в 1820 г. разошлась с мужем графом Гвиччиоли и связала судьбу с Байроном. , а ему, Пушкину, приходится пребывать в обществе раскрашенных кишиневских «кукониц» [474] Куконица — аристократка, боярыня в Бессарабии. , из коих самая прелестная, Пульхерия Егоровна Варфоломей [475] Варфоломей Пульхерия Егоровна (1802–1868) — дочь Егора Кирилловича Варфоломея (1764–1842) — члена Бессарабского верховного совета, владельца больших имений в Бессарабии. , была до странности похожа на куклу, ко всему равнодушную, и поддерживала разговор со своими поклонниками только двумя фразами: «Ah, quel vous etes!» [476] «Ah, quel vous etes!» (фр.) — Ax, каким Вы были! или «Qu'est се que vous badinez?» [477] «Qu'est се que vous badinez? (фр.) — А если Вы шутите? .

Но Пушкин все-таки волочился за бессарабскими дамами и девицами. Впрочем, ни одна из них не увлекла сердца поэта по-настоящему — ни Мариола Замфираки [478] Замфираки (Ралли) Мариола (ок. 1801 — ок. 1830) — дочь Захара (Замфираки) Ралли — бессарабского помещика, члена Областного верховного суда. , ни Аника Сандулаки [479] Сандулаки Аника — кишиневская приятельница Пушкина. Отличалась необыкновенной смуглостью, что особенно восхищало поэта. , ни многие другие, с которыми были у поэта небезразличные отношения. По крайней мере в «донжуанский список» кроме Пульхерии из кишиневских своих возлюбленных Пушкин включил только одно имя. Это имя загадочной гречанки Калипсо Полихрони [480] Полихрони Калипсо (1804–1827) — гречанка, бежавшая с матерью из Константинополя в Одессу. Кишиневская знакомая Пушкина. Ей посвящено стихотворение «Гречанке» (1822). . О ней писал Пушкин Вяземскому, обещая познакомить его «с гречанкою, которая целовалась с Байроном». Рассказывали, будто бы эта странная Калипсо встретилась с певцом «Чайльд-Гарольда» в Константинополе и очаровала его. Она была маленькая, некрасивая, с огромным носом, но из-под черных ее кудрей сверкали чудесные глаза, полные огня и страсти. Вероятно, ей Пушкин посвятил стихи «Гречанке» («Ты рождена воспламенять воображение поэтов…»). По признанию Пушкина, она его пленила —

Она пела греческие и турецкие романсы немного в нос, таинственно, как будто колдуя. Пушкин думал, что она «рождена для неги томной, для упоения страстей». Но он ошибся. Ее судьба была иная. Она покинула Россию и, переодевшись послушником, долго жила в древнем монастыре у подножия Карпат. Она строго несла аскетические подвиги, и только после ее смерти монахи узнали, что она женщина.

Пушкин тяготился «проклятым» городом Кишиневом, а между тем он пользовался там относительной свободой. Иван Никитич Инзов был к Пушкину чрезвычайно расположен. Он не только представил ему возможность в первые два месяца уехать на Кавказ и в Крым, но и позднее разрешил пользоваться долгосрочными отпусками. Вернувшись из Гурзуфа, Пушкин прожил в Кишиневе только месяца два. Между 11 и 24 ноября он опять уехал, на этот раз в Киевскую губернию, в Каменку, имение матери генерала Раевского [481] …матери генерала Раевского… — Давыдова Екатерина Николаевна (1750–1825). В первом браке за Николаем Семеновичем Раевским (? — 1771 во втором за Львом Денисовичем Давыдовым (1743–1801). и его единоутробных братьев — Александра Львовича [482] Давыдов Александр Львович (1773–1833) — генерал-майор, единоутробный брат Раевского-старшего. Неприязнь поэта к нему вылилась в строках «Евгения Онегина»: «И рогоносец величавый, / Всегда довольный сам собой, / Своим обедом и женой» и др. произведениях. и Василия Львовича Давыдовых [483] Давыдов Василий Львович (1792–1855) — член Южного общества декабристов, осужден по 1-му разряду, умер на поселении в Красноярске. . В Каменку съехалось к 24 ноября немало гостей: Раевские — отец и сын Александр; М. Ф. Орлов, готовившийся вступить в брак с Екатериной Николаевной Раевской; К. А. Охотников [484] Охотников Константин Алексеевич (ок. 1797–1824) — капитан, член «Союза благоденствия». В мемуарах Ф. Ф. Вигеля он представлен как «изувер-демагог», искушавший Пушкина. , адъютант Орлова, ревностный член «Союза благоденствия», и туда же попал деятельный заговорщик И. Д. Якушкин, приезжавший в Кишинев из Тульчина, чтобы уговорить М. Ф. Орлова участвовать на московском совещании вождей «Союза благоденствия».