Юрий Нефедов - Поздняя повесть о ранней юности

Шли годы, очень много лет прошло после описанных событий и все время неотвратимо хотелось вернуться в те места, оглядеться, еще раз пережить прошлое и поклониться могилам павших гам товарищей, сказать им, что они не забыты и их помнят, несмотря ни на какие политические зигзаги. Много раз бывая за границей, проезжая поездом или пролетая на самолете, я вглядывался в проносившуюся за окном местность, старался отыскать знакомые пейзажи и ориентиры, напоминающие те незабываемые дни.

Если летишь самолетом в Берлин, в ясную погоду можно разглядеть железнодорожное полотно, идущее на запад, и, когда уже начнется снижение, проплывет последняя в Польше станция перед Одером — Швибодин, а раньше Швибус, с огромным озером Митвальдерзее на запад от него, которое с высоты кажется маленькой капелькой воды в огромном лесном массиве. От этого узнавания мысли бегут по тем дорогам вспять, возвращая и возвращая к давно ушедшим событиям.

Летом 1988 года мы с моим давним другом и коллегой по учебе в институте и долгой совместной работе Ильей Лысенко поехали в ГДР. Нас пригласили наши товарищи-немцы, учившиеся с нами, Гельмут Кинне и Георг Зюптиц. Мы на двух автомашинах вместе с женами двинулись в дальний путь. С бензином в Польше было очень трудно, и нас выпустили за границу с полными баками и двумя канистрами в багажнике, чтобы мы могли переехать Польшу, не заправляясь на АЗС. Доехали до Познани, прямо на север до Черска — 200 километров. Я стоял у бензоколонки и выпрашивал у поляков одну заправку за любые деньги, объясняя цель поездки, но они хотя и сочувствовали, но оставались неумолимы, говоря, что это грозит им тюрьмой.

Но одну поездку по памятным местам на территории ГДР я все же совершил.

В одну из суббот на даче у Кинне собрались все бывшие наши студенты-немцы с женами и мы весь день общались, вспоминая годы учебы и давние события студенческих лет, а вечером, когда все разъехались, мы уединились с Гельмутом в его кабинете. Говорили о разном, а потом коснулись военных событий и он вдруг, изучающе глядя мне в глаза, спросил не участвовал ли я в тех злодеяниях по отношению к немецкому населению, о которых так много говорят у них и еще больше на Западе. Я вспомнил места, где я больше всего контактировал с населением и показал их на карте: город Деммин и деревня Ребель на берегу огромного озера Мюрицзее, где я один месяц служил в военной комендатуре, жил на квартире в семействе Нойманов, и предложил ему туда съездить. Рано утром, когда наши жены еще спали, мы выехали, преодолев за день около 600 километров.

По дороге я ему рассказал, что 29 апреля 1945 г. в Деммине мы забрали у хозяйки 5 курей и большую кастрюлю, чтобы сварить суп освобожденным из лагеря нашим военнопленным, и я намерен ей сейчас вернуть их стоимость из расчета по 20 марок за каждую. А в деревне Ребель я надеялся увидеть хозяйскую дочь Лотту, в то время 16-летнюю девочку, которую мне пришлось спасать от надругательства почти что по тому же сценарию, что описан в романе Ю. Бондарева «Берег».

Но хозяйки в Деммине не оказалось дома, уехала на выходной к детям, как объяснил сосед, а деревня Ребель была преобразована в курортную зону, сплошь застроенную большими санаторными корпусами. Зная стремление Гельмута к поиску истины, мне очень хотелось встретиться с этими людьми именно в его присутствии, ибо надеялся на его публикации в периодической печати, что смягчало бы волну измышлений, уже набиравших силу в тот период.

Уже в 90-е годы по служебной необходимости мне пришлось многократно ездить в Краков и однажды, не удержавшись, я поехал в Тухоле и Черск, нашел братские кладбища, оставил цветы и вернулся. Через несколько лет выпала необходимость поехать в Щецин и, конечно же, опять через эти города. Я заказал в цветочном магазине две корзины с цветами и ленты с надписями на польском языке «от Совета ветеранов дивизии», заехал в Тухоле и оставил одну там, в центре города на братском захоронении из 2800 погибших. В составе 2-го батальона я участвовал в освобождении этого города и знаю, что на подходе к нему погибло 6 или 7 человек из роты, первой атаковавшей дом железнодорожного обходчика. При атаке на город никто не погиб. Эсэсовский охранный батальон удрал при первых минометных выстрелах (об этом я уже рассказывал).

Кладбище советских войнов в г. Тухоле (Польша). 1998 г.

На большом мраморном постаменте надпись:

«Здесь похоронены 2800 советских воинов 49-й армии генерал-полковника Гришина, павших во Второй мировой войне». То, что они пали за освобождение Польши лукаво умолчано. В Кракове почтенный профессор на наш вопрос, помнят ли здесь майора Вихря, ответил, что с началом периода гласности у них стало известно о телефонном звонке Краковского кардинала папе Римскому, а того — Гиммлеру, что и уберегло древнюю столицу от уничтожения гитлеровцами. А майор Вихрь — советская агитка и не более. Вот и приехали…

Но есть и другие поляки. На советском воинском захоронении в Черске я был четыре раза и каждый раз проезжающие поляки останавливали машины, выходили и склоняли головы в почтительном поклоне прижав правую руку к груди, а затем продолжали свой путь.

Там покоится прах 1141 советских воинов, в том числе и наш взвод пешей разведки, как он назывался по штатному расписанию. В центре — большой бетонный обелиск с надписью «Богатырям СССР», а по сторонам надгробные платы с надписями. Под каждой плитой — 70–80 погибших и одна фамилия командира: «Лейтенант Грохотов Алексей Александрович и 80 солдат Красной Армии». Таких плит 20.

Кладбище советских войнов в г. Черске (Польша). 2000 г.

В большой книге Януша Пшимановского «Память», которую невозможно даже в руках держать без волнения, воинское кладбище у шоссе Черск — Хойнице упоминается и перечислены 9 фамилий погибших, среди которых нет наших взводных ребят. Когда я впервые увидел эту книгу, то тут же написал в Московское представительство редакции и получил ответ, что они интенсивно работают, готовя продолжение, т. е. следующий том книги, и обязательно дополнят ее, проверив по другим источникам. В то время я не представлял, что такое «по другим источникам» и наивно надеялся, что в муниципалитете Черска есть перечень похороненных воинов, как гласит объявление на кладбище. Однако ознакомившись с ним, я нашел там одну фамилию Грохотова А. А., погибшего 21.02.45 г., т. е. в день освобождения города от фашистов. Остальной перечень состоял примерно из 50 фамилий (из 1141 захороненных!), погибших в самое разное время: и за полмесяца до 21.02, и через месяц после этой даты.