Юрий Нефедов - Поздняя повесть о ранней юности

Наша группа была единственной на правом берегу реки и, увидев нас, машины остановились. Артисты вышли и завязался интересный разговор: они расспрашивали о войне, о наших впечатлениях от увиденного в Германии, о том, как ведут себя немцы военные и гражданские в эти последние дни войны, и обо всем другом. Среди них были очень знакомые по кинофильмам лица, а одна совсем молодая, красивая, элегантно одетая пара, заметно выделялась из всех. Как рассказал мне А. Г. Русских в 1980 году, это был будущий знаменитый балетмейстер Григорович с молодой женой.

Угостить дорогих гостей нам было нечем, и мы отвели их в буфет вокзала, где некоторые выпили по кружке пива, любезно наполненных хозяином. Потом мы небольшой группой подошли к реке, с нами был один из артистов, одетый странно: на нем был выцветший свитер и старый солдатский бушлат без погон, а лицо очень знакомое и я никак не мог вспомнить, где, в каком фильме мог его видеть. Заметив, что я рассматриваю его лицо, он вдруг спросил, обращаясь ко мне:

— А ты кинофильм «Чапаев» видел?

Я вздрогнул от неожиданности: тремя месяцами раньше мне такой же вопрос задал капитан Трусов. Я вспомнил своих пехотинцев и, несмотря на полное нынешнее солдатское благополучие, у меня опять что-то защемило под ложечкой.

А артист продолжал:

— Помнишь сцену: «Хватит, навоевались, пускай теперь другие воюют!», — и вытянул лицо, широко раскрыв глаза. Я вспомнил.

Чапаев тогда застрелил его, а сейчас он стоял целый и невредимый и продолжал что-то рассказывать, смысл которого не сразу дошел.

Когда они паромом переправлялись через Одер, машина, в которой лежал чемодан с его вещами, скатилась в воду и утонула, а он остался в этом бушлате, любезно подаренном сапером-паромщиком.

— Не поможете ли, ребята, во что-нибудь переодеться? — нерешительным вопросом продолжил он свой рассказ, и тут опять отличился наш большой Иван, еще недавно спасший немецкого ребенка, стоявший тут же, мокрый по грудь и указывающий на большой чемодан, плывший по реке. Он влез в воду, какой-то палкой зацепил его и причалил к берегу. Когда его открыли, там оказалась мужская одежда, полностью подошедшая нашему «чапаевцу».

Вскоре началась активная переправа войск, и на правый берег в город съехалось столько техники, что в городе уже не помещались. Наш дивизион опять попал в какой-то небольшой отряд, быстро двинулись на юго-запад в направлении города Мальхин, быстро прошли его и повернули на Тетеров и Гюстров. Мы знали, что за нами двигаются полки нашей бригады, а за ними стрелковые части выгоняют из лесов разбегающиеся войска вермахта. Сопротивление немцев было очень слабым или его вообще не было. Мы проезжали некоторые города в полной тишине и только из всех окон свисали белые полотнища.

Но бывало и другое. Мы очень быстро двигались к Тетерову, объезжая места возможных заслонов и засад, сошли с главных дорог и устремились к какой-то большой деревне, расположенной за большим озером. Примерно в трех километрах от этой деревни дорога пошла через сильно заболоченный берег справа и большую высоту с крутыми скатами слева. С какого-то проселка перед нами на большой скорости выехала колонна машин с пехотой, быстро покатилась впереди нас и как только достигла узкого участка, была обстреляна тяжелыми минометами. В первую машину прямое попадание, вторая попыталась объехать по берегу и застряла, а из-за высоты стали вылетать один за одним «штукасы» и сбрасывать в гущу машин по одной тяжелой, около 200 кг, бомбе.

Командир дивизиона приказал батареям вернуться, занять огневую позицию и передать координаты, а водителю нашей машины велел объехать озеро с правой стороны по едва заметной дороге, чтобы попасть в ту деревню, куда мы стремились, но с другой стороны.

Проехав вдоль берега, свернули влево, объехав широкий озерный рукав, стали подниматься на высотку и тут же увидели стоящих в камышах по грудь в воде пятерых немцев, один из которых держал на голове радиостанцию. Немецкий пулемет стоял у меня под ногами с заправленной лентой и я, бросив его на задний борт машины, выпустил над их головами длинную очередь. Радиостанция полетела в воду, все пятеро подняли руки, а мы, спрыгнув с машины и бросившись в воду, стали вытаскивать их на сушу, снимать с них резиновые костюмы и обыскивать. Минометный огонь по застрявшей колонне моментально прекратился. Каждый обыскивал своего немца, вытащенного из воды, и мой оказался молодым, довольно симпатичным оберлейтенантом с железным крестом на шее. Когда он, отбросив каску, достал и надел фуражку, увидев железный крест, я сообразил, что должны быть еще наградной пистолет «Вальтер» и кортик. Карту с привязкой минометной батареи он отдал сам. Сидоров тут же перенес координаты на свою, и в одно мгновение организовал артналет, а въезжая в деревню мы уже видели результаты огня наших двух батарей — огневая позиция из четырех минометов представляла смесь земли и металла.

Трофейный пистолет и кортик у меня отобрал в марте или апреле 1946 года начальник школы сержантского состава капитан Семенец, а полевая сумка и компас сохранились до сих пор. На память.

Последний и весьма забавный эпизод войны произошел уже за Гюстровом, когда началось очень быстрое движение в сторону Шверина. Неожиданно съехались все три полка нашей бригады, их быстро развернули фронтом на север и приказали организовать противотанковую оборону: из района Ростока предполагался прорыв на юг немецкой танковой армии. На рытье капониров для орудий и укрытий для автомашин были направлены все подразделения управления и мы полдня и до глубокой ночи работали лопатами, закапываясь в землю. Слева и справа от нас занимали позиции и другие артиллерийские части, а сзади — тяжелая артиллерия и реактивные установки «Катюши». Закончив работу, мы стали искать место, где бы можно было прилечь, и не находили: орудия, машины, укрытия для боеприпасов — всем этим было заполнено окружающее пространство.

Наконец на обратном скате высотки, где стояли орудия, я нашел место и выкопал окоп метра два в длину и больше метра глубиной, сверху перекрыл пустыми немецкими снарядными ящиками и засыпал землей, оставив дыру, чтобы пролезть. Внутрь натаскал каких-то перин, предупредив командира и указав место, влез туда и мгновенно уснул.

Проснулся я когда ярко светило солнце и стояла полная тишина: ни голосов, ни машин, ни характерных стуков металла, какие всегда бывают на орудийных позициях. Сладко потянувшись, я собрался вылезать из своего укрытия, когда вдруг услыхал голоса. Немецкую речь. Они приближались ко мне и первая мысль, буквально пронзившая мозг, была — наши ночью отошли и немцы прочесывают местность. Увидят мою дыру и бросят туда гранату, тогда — конец, а мне этого не хотелось и я стал соображать, куда можно убежать: только на позиции тяжелой артиллерии сзади нас, за дорогой, они-то точно не могли успеть удрать. Достал две гранаты Ф-1, разогнул усики предохранительной чеки, оттянул затвор автомата и, когда голоса приблизились вплотную, встал во весь рост.