Ингрид Бергман - Моя жизнь

Как долго, по-твоему, сможешь ты «оберегать» Пиа? Поговори с ней по душам, передай мои письма попроси ее написать мне, и я сразу же отвечу. Нам нужно серьезно позаботиться о ней. Может быть, тебе труд но поверить в то, что это сейчас возможно, но это так Все устроится, мы все обсудим и поможем друг другу Петер. Но только для этого именно тебе нужно сделать первый шаг, самый трудный: осознать до конца, что наш брак кончился...»

Она написала Пиа:

«Милая моя, я хотела бы стать большой птицей, чтобы прилететь домой и поговорить с тобою, а не писать тебе письма. Но мне приходится разговаривать с твоей фотографий, которая стоит передо мной.

Наша жизнь, милая Пиа, изменится. Трудно говорить тебе об этом — ведь у нас была такая прекрасная, счастливая жизнь. Разница будет состоять в том, что ты останешься с папой, а мама будет вдали от тебя, как это бывало часто и прежде. Только на этот раз она будет отсутствовать намного дольше. Ты помнишь мистера Росселлини? Помнишь, как мы любили его, когда он жил с нами? Во время съемок я поняла, что он мне нравится все больше и больше и что я хочу остаться с ним. Это не значит, что мы никогда больше не увидим друг друга. Ты приедешь ко мне на каникулы. Мы будем путешествовать, и нам будет очень весело. Ты никогда не должна забывать, что я люблю папу и люблю тебя и всегда буду с вами. В конце концов, мы принадлежим друг другу, и это изменить нельзя. Но иногда людям хочется жить с кем-то, кто не входит в семью. Это называется разводом. Я помню, мы обсуждали, что у многих твоих друзей родители «разведены. Здесь нет ничего особенного, хотя это довольно грустно. Тебе придется стать для папы одновременно и дочерью, и «женой», придется, как раньше мне, все время быть с ним. Заботься о нем как следует. Твои друзья, конечно, будут обсуждать все это с тобой, поскольку о происходящем узнали газеты. Тебе нечего стыдиться. Отвечай просто, что твои родители живут раздельно. И отвечай по-доброму даже тем людям, которые зайдут далеко в своих любопытных и глупых вопросах. Пиши мне, а я буду писать тебе, и время до нашей встречи пройдет, надеюсь, очень быстро.

С любовью, мама».

Тем временем события на Стромболи достигли кризисной отметки. 21 июня 1949 года Ингрид получила проникнутое тревогой письмо от своего адвоката Менделя Зилбермана: «Если Вы помните, при первоначальном обсуждении предполагалось, что фильм будет закончен за шесть недель... С тех пор прошло больше десяти недель, и Вы понимаете, насколько обеспокоена администрация «РКО»».

Да, Ингрид понимала. 5 июля она ответила: «Мы все расстроены тем, что съемки так затянулись, но в данный момент нет никакой возможности ускорить этот процесс. Я не думаю, что у «РКО» есть особые причины для беспокойства, поскольку в конце концов они получат за фильм 600 ООО долларов. Может быть, мы где-то и вышли из бюджета, как и из графика, но совсем ненамного. Вы ведь знаете, сколько стоили три последних фильма с Бергман. «РКО» получит картину, совершенно противоположную «Жанне д’Арк». А скандал, скорее всего, сыграет всем на руку: сейчас нет мужчины, женщины, ребенка, которому не было бы интересно взглянуть, что же случилось на Стромболи, даже если фильм окажется слабым. Мы сняли невероятные сцены извержения вулкана, ловли тунца и очень драматический финал в необычной атмосфере этого безлюдного острова. Мы работаем на пределе сил. Передайте моему агенту Лью Уоссерману большой привет и следующее сообщение: очень долгое время я намереваюсь не работать. Боюсь, что он разослал по Англии и Америке своих людей для поисков сценария. Сейчас это совершенно бесполезно, поскольку я обнаружила, что статус киноактрисы, сделавшей успешную карьеру, может обернуться своей убийственной стороной».

К середине июля и у Гарольда Льюиса, и у европейского отделения «РКО» терпение иссякло. Гарольд отправил Роберто ультиматум: «Заканчивайте картину через неделю, или ассигнования будут прекращены, а съемки приостановлены». Ингрид, Роберто, Коны, только что прибывший Джо Стил вместе с некоторыми другими членами группы собрались, чтобы сочинить ответную телеграмму. Она была отправлена Зилберману и подписана Ингрид.

«Отвратительная погода, болезни, всевозможные повреждения усугубили трудности работы на этом первобытном острове. Трудно поверить, что «РКО» информирована об этих трудностях. Иначе нас не изводили бы так в то время, когда мы работаем дни и ночи, чтобы как можно быстрее закончить фильм. Мы прибыли сюда, чтобы сделать лучшее, на что способны. Несмотря на множество задержек, мы едва ли превысили итальянскую смету, хотя нас обязали сделать два полных варианта фильма за дополнительное время и деньги. Нас никогда не знакомили с американским вариантом бюджета, с нами даже не советовались по поводу этой сметы. Киногруппа прошла через многие лишения, один из наших людей умер от серных испарений вулкана. Никогда в своей практике я не встречалась с подобными трудностями. Никто из нас не ждет за это премии, но мы никак не ожидали той клеветы, что получили в свой адрес. Пожалуйста, передайте эту телеграмму Лью Уоссерману и сообщите мне немедленно, следует ли посылать копию Говарду Хьюзу.

С наилучшими пожеланиями, Ингрид Бергман».

Ответ Менделя Зилбермана от 26 июля успокаивал: «Я связался со студией «РКО», откуда телеграфировали Льюису и предложили, в случае необходимости, продлить съемки на Стромболи до следующей субботы. Они подчеркивают, что изначально сроки на съемки фильма составляли шесть недель, по контракту — десять, но и после шестнадцати недель фильм не закончен. Думаю, что все заинтересованы в том, чтобы завершить фильм без каких-либо взаимных споров. Безусловно, они в курсе тех невероятных трудностей на Стромболи, в которых проходила работа над фильмом».

2 августа 1949 года в дневнике Ингрид коротко отмечено: «Покинули Стромболи». Никогда прежде она не уезжала с натурных съемок с таким колоссальным чувством облегчения.

За четыре коротких месяца она потеряла статус «Первой Леди Голливуда», чувствовала себя несчастной и удрученной. Она считала, что предала своих друзей и всех, кто принимал участие в финансировании и создании ее картин. Она оставила мужа и десятилетнюю дочь. Близкие Петера, его родители, все, кого она уважала, должны были ее ненавидеть. Ее силы, уверенность в себе убывали. Слезы не иссякали, депрессия не уходила. Больше всего ее убивали постоянные угрызения совести...

Она объявила прессе, что ее карьера в кино подошла к концу. Актеры и актрисы пользовались, бывало, прерогативой делать подобные заявления, чтобы затем в подходящий момент внезапно появиться из своего заточения, но Ингрид с ужасом начинала подозревать, что ее заявление не только правдиво, оно и неизбежно. Она была беременна. От человека, который еще не разошелся с женой. Она не могла представить, как посмотрит в лицо десятилетней дочери, как объяснит ей, что происходит. Ясно было одно: развод займет многие месяцы, даже годы. Она уже испытала на себе ярость общественного мнения и мировой прессы.