Ингрид Бергман - Моя жизнь

14 декабря 1949 года Ингрид и Роберто получили письмо от бельгийского представителя «РКО». Накануне он посмотрел первую копию «Стромболи». Письмо было восторженным:

««Стромболи» — потрясающий фильм. Он может удовлетворить вкусы наиболее разборчивых любителей кино (включая особо искушенных критиков) и в то же время обладает неотразимой привлекательностью для широкой публики. «Стромболи» — лучший фильм Росселлини. «Стромболи» — лучший фильм Бергман. «Стромболи» — это «Фильм 1950 года». Игра Ингрид Бергман в этой картине выше всяких похвал и останется высшим достижением в ее блистательной карьере.

Короче, «Стромболи» станет первым номером европейского кино сезона 1950/51 года. Я хочу немедленно начать с Вами переговоры о демонстрации фильма».

Нетрудно заметить, что бельгийский представитель оказался коммерсантом высшего ранга. Ибо он ошибался во всем.

Что бы ни предпринимал Монро Макдональд в дальнейшем, на одном фланге он достиг полнейшего успеха. Его сенсационное заявление полностью отторгло Петера Линдстрома от Ингрид. С этих пор и в официальном, и в неофициальном общении с Роберто и Ингрид он должен был вести себя с величайшей осторожностью. Петер поверил, что они делают лживые и гнусные заявления о нем, руководя действиями прессы. Перед тем как прочитать откровения Макдональда, он разговаривал с Ингрид по телефону. Теперь он написал ей, как рад был услышать ее голос, как расстраивают его ее трудности, и, разумеется, по старой привычке спрашивал, не нужна ли ей его помощь.

Дальше Петер сообщал, что мистер Макдональд в газетном выступлении привел личное высказывание Ингрид о том, что она инфopмиpoвaла Пиа о своем отказе вернуться домой. Петер находит это просто немыслимым. Как могла она выбрать своим представителем человека, который мгновенно докладывает прессе обо всех ее личных делах?

У мистера Макдональда хватило наглости, чтобы опубликовать длинное повествование об их совместной семейной жизни и сделать все, чтобы очернить имя Петера. Если она, как сама говорит, решила действовать самостоятельно, то неужели она выберет именно такую тактику?

Петер слышал, что на Стромболи Роберто Росселлини утверждал, будто Ингрид прибыла в Италию без гроша, будто Петер не позволял ей носить меха и драгоценности. Тот же бред повторяется в интервью Макдональда. Чего она хочет достигнуть, пачкая его имя? Может быть, она просто хочет разозлить его?

«Дорогой Петер, я действительно чувствую себя Дон Кихотом, сражающимся против ветряных мельниц. Моя мельница — это ты, и, возможно, ты надеешься когда-нибудь убить меня ударом своего большого крыла.

Да, Макдональд раскрыл свой большой рот и рассказывает всем пикантные истории, на что не имеет никакого права. Но он является моим представителем, о чем я уже сказала тебе по телефону. Как ты не можешь понять, почему я выбрала именно американца? В Италии найти такового трудно. Но ради тебя я не хотела нанимать итальянца, пусть даже прекрасно говорящего по-английски. И вот опять у нас скандал, крушение, катастрофа в прессе, бессонные ночи и невыразимые страдания. Кто виноват в этом? У тебя хватает совести сказать, что это моя вина, — даже если Макдональд мой человек, даже если я послужила трамплином к его славе и оплачиваю все его промахи. Но разве это только моя вина, Петер? После шести месяцев попыток получить развод, после всего того, о чем я писала и предупреждала, я слышу по телефону твой смех и саркастический ответ: «Ну, разумеется, я встречусь с твоим адвокатом». Ты прекрасно знаешь, что мы не можем оплатить адвокатов, ищущих тебя по всему свету, пока ты играешь в прятки.

Ты говоришь, что мои адвокаты предложили тебе значительное состояние за мое освобождение. А тут эти заголовки! Но они не виноваты в том, как делаются газетные заголовки. Возможно, газетчики были так же удивлены, как и адвокаты. Женщина, как правило, чего-то требует. Может быть, они решили, что я слишком глупа, отдавая тебе все, что имею. Половина того, что я заработала, принадлежит мне. Но я хочу оставить это тебе и Пиа.

Я устала от писанины, и только мой гнев заставляет меня продолжать.

Ты веришь только Петеру. И тебе не нравится никто и ничто, кроме Петера. Ты ведь всегда говорил: «Разве я когда-либо ошибался?»

Хорошего тебе здоровья и хороших снов».

Ингрид пришла в ужас, когда Макдональд предоставил право Грегсону Баутце выступить в качестве ее адвоката в Голливуде. Она бы предпочла старого, мудрого человека. О Баутцере же она знала только то, что он часто фигурирует на многочисленных фотографиях в голливудских журналах, окруженный сонмом знаменитостей — Джинджер Роджерс, Ланой Тернер, Джоан Кроуфорд. Газеты преподносили его как «самого подходящего для киномира холостяка». Нельзя сказать, что ей хотелось иметь такого представителя и советчика.

Но события доказали, что она была совершенно не права. Грег Баутцер управлял сложными и, казалось бы, безысходными тяжбами хитро и умело. Расставаясь со своим печальным делом, Ингрид написала ему письмо с благодарностью за все, что он сделал, а также за чрезвычайную скромность в определении гонорара.

Небольшие проблемы возникли у меня с Джо Стилом. Он был в гаме, когда вышли газеты с первыми сообщениями о моей беременности. Джо был вне себя, он настаивал, чтобы я подала на них в суд. Кажется, его слегка шокировала спокойная реакция на все это со стороны Роберто. Вернувшись в Голливуд, Джо обрушился на свору журналистов и радиорепортеров, продолжавших публиковать свои открытия. Он был готов судиться с ними, устроить им невероятный скандал. Поэтому в постскриптуме одного из своих писем я добавила: «Только для Ваших глаз. Я хочу, чтобы Ваша семья. Ваши друзья держались от этого подальше. Говорите всем: «Ничего не знаю. Все возможно». В конце концов. Вы же действительно ничего не знали, когда уезжали из Италии». И тогда же я написала ему правду.

Реакция Джо Стила была такова, будто его самого собираются принудить рожать ребенка. «Ощущение было такое, — говорил он, — будто у меня оторвали ногу».

В течение нескольких дней Джо мучился от свалившегося на него бремени. Журналисты и радиокомментаторы продолжали осаждать его, требуя или подтверждения слухов, или их отрицания. В конце концов Джо почувствовал, что так дальше продолжаться не может, ему необходимо было с кем-то поговорить. Руководствуясь самыми высокими соображениями, он решил конфиденциально встретиться с Говардом Хьюзом. Он созвонился с Джонни Мейером, секретарем Хьюза, и получил телефон апартаментов отеля «Беверли-Хиллз», который не значился в справочниках. Через минуту он беседовал с Хьюзом. Джо сказал, что ему надо сообщить нечто важное и сугубо секретное. Если бы Ингрид знала, что он делает, она бы никогда ему этого не простила. Но он думал об этом все время, это снилось ему в кошмарах — Ингрид ждет ребенка!