Ингрид Бергман - Моя жизнь

Пиа довольно хорошо помнит то время.

«Я помню, как отразилась вся эта ситуация на отце: он был совершенно опустошен. Грустно было наблюдать, что ему приходится выносить. Ведь надо было как-то держаться, ходить на работу в клинику: с одной стороны — оставаться опытным, прекрасным хирургом, а с другой — читать все эти гнусности в газетах. Вся его жизнь превращалась в фарс, а это особенно ужасно, если имеешь такую серьезную профессию, какая была у отца. Работай он в театре или будь писателем, все было бы, наверное, по-другому, но для того, чтобы делать операции на мозге, нужна определенная отрешенность, уединенность. В клинике существует своя определенная атмосфера. В шесть часов утра отец должен был быть на месте, встречаться с другими хирургами....

Я виделась с ним дома уже после работы; он находился в глубокой депрессии, все происходящее было для него страшным ударом. Отец — очень сильная, неординарная натура. Он очень умен, весел, легок на подъем, прекрасно танцует — лучше всех, кого я знаю. Он сам, без всякой помощи, добился успеха в жизни. Мальчик, родившийся на ферме в северной Швеции, стал блестящим нейрохирургом. Он принимает пациентов со всего света, к нему летят отовсюду. Он, как правило, добивается успеха там, где у остальных врачей опускаются руки.

Единственное, чем я могла ему помочь, — быть с ним рядом. Так случилось, что мама уехала, а я осталась с ним. Для нее открылась совершенно другая жизнь — полная любви, такой романтической и страстной. Да, это было грандиозно. А все, что оставалось позади, таковым не было. На мою долю не выпало никакого блеска. Я осталась с тем, что было, поэтому я смотрю на все это совершенно с другой точки зрения. Я принадлежала тому, что осталось, и поэтому не могла не встать на сторону отца. Я считала, что мать покинула нас. Отец не пытался меня разубедить в этом, потому что именно так оно и было на самом деле».

Ответ Пиа был запечатан тремя небольшими печатями из зеленого сургуча. Она благодарила мать за подарки, которые та прислала, но напоминала, что просила ее «не делать больше шума в газетах», «прекратить всякие судебные разбирательства и встречи с адвокатами». По телевидению показали адвоката Ингрид, который вот-вот должен был приехать в Америку. Негодование Пиа вызывали «постоянные скандалы, направленные против отца». Она спрашивала: если он так плох, то почему она в свое время вышла за него замуж? Пиа не хотела ехать в Рим и не хотела, чтобы Ингрид прилагала к этому какие-либо усилия. В конце письма она напоминала, что у ее матери есть еще трое детей, о которых она может заботиться, и предлагала оставить ее и отца в покое.

«3 марта 1953 года.

Милая моя Пиа, мне понадобилось какое-то время, чтобы собрать всю свою храбрость и ответить на твое последнее письмо. Отвечать на него так же больно, как и читать его.

Приди письмо с объяснением визита моего адвоката немного пораньше, и ты не была бы в таком шоке. Теперь-то ты знаешь, что это был чисто дружеский визит. Мне говорили, что папа с ним разговаривал совершенно по-дружески. Поэтому беспокоиться не о чем. Я уже говорила тебе, что никак не могу повлиять на то, что пишется в газетах и говорится по радио. Я постоянно отказываюсь давать интервью о моей личной жизни. Особенно после разговора с тобой. Но когда снимаешься в кино, это привлекает к тебе внимание. И о картине судят не только по ее достоинствам, но и по той рекламе, которая ей сопутствует. Я не могу воспрепятствовать появлению репортеров на съемках. Так было на протяжении всей моей жизни. А все, что ты слышишь по радио и читаешь в газетах, — это сплетни. С тех пор как мы с папой расстались, он тоже предпочитает не верить этому. Ну, а уж если и ты мне не веришь, тут я ничего не смогу сделать, кроме того, чтобы повторить все, что я уже сказала.

Больше я тебя не буду беспокоить, Пиа. Кажется, я уже не в состоянии доказать тебе, что не хочу тебя ни к чему принуждать. Если бы ты была меньше, я бы еще попробовала. А сейчас ты в состоянии решать все сама. Ты просишь оставить вас в покое. Хорошо, я сделаю это. Я боролась почти четыре года, чтобы быть для тебя хоть чем-то. Я не просила многого, чтобы не обидеть папу. Но мои старания не увенчались успехом. Да, ты все еще мой ребенок, и я люблю тебя так же, как и остальных моих детей. Один ребенок не может заменить другого, как ты считаешь. Я люблю тебя, моя смешная обезьянка, я целую твои светлые волосы, твой глупый нос. Всем сердцем люблю тебя, всегда буду рядом с тобой, даже если ты не хочешь меня видеть».

Ингрид, глубоко обиженная письмом Пиа, писала адвокату, ходатайствовавшему за нее в Питсбурге: «Она должна знать, что я люблю ее, что я боролась за нее. Она не может упрекнуть меня в том, чего я боялась больше всего, — что я ее покинула. Она сама не хочет видеться со мною. Остается только одно: пойти куда-нибудь в лес и выплакать свою боль. Она отвергает меня. Ну что же, не буду больше унижаться и умолять. Она хочет, чтобы ее оставили в покое. Хорошо, я сделаю это».

Во второй половине 1953 года с деньгами стало туго, и Роберто заявил, что собирается сделать много фильмов и много денег. Замысел был грандиозен и честолюбив. Предполагалось экранизировать роман французской писательницы Колетт «Дуэт — об отношениях между мужем и женой. Для исполнения мужской роли требовался актер с мировой известностью, чтобы на пару с Ингрид играть на фоне прекрасных итальянских пейзажей и древних памятников.

Роберто всегда нравился Джордж Сандерс, актер, родившийся в России. Он сыграл главную роль в третьем голливудском фильме Ингрид, «Лихорадка в раю», а позже получил «Оскара» за исполнение роли циничного театрального критика в фильме «Все о Еве».

Когда телеграмма Роберто прибыла в Голливуд, приглашая его сниматься с Ингрид, Джордж был женат на За За Габор, красивой венгерке, не появившейся ни в одном голливудском фильме. Она была глубоко обижена тем, что Джордж получил «Оскара», а она нет.

На протяжении всей своей карьеры Джордж Сан-Дерс создавал образ человека мягкого, обходительно-с учтивыми манерами. Но это было лишь внешнее впечатление. За кажущейся легкостью, безупречным выговором скрывались глубокое беспокойство и бесконечное желание сделать жизнь осмысленной и по возможности сносной. Вдобавок ко всему от российских предков он унаследовал способность периодически впадать в глубокую, мрачную тоску.

С радостью приняв предложение Роберто, он попрощался с За За Габор, безмятежно сушившей волосы, и отправился в Рим.

Роберто еще раньше знал о Джордже Сандерсе ему нравился такой тип актера. Он действительно прекрасно подходил к роману Колетт «Дуэт». Но, к несчастью, к тому времени, когда прибыл Джордж, Роберто обнаружил, что права на экранизацию романа уже проданы. Итак, у него был актер, но не было сценария. Разумеется, Роберто это не выбило из колеи, он решил написать другой сценарий.