Альфред Шлиффен - Германская военная мысль

Кто захотел бы, однако, руководить операциями; не зная этой ремесленной стороны и не имея практического опыта – как, например, Гамбетта в 1870–1871 гг. – будет строить здание на зыбучем песке. И все-таки даже еще недавно Гамбетту прославляли как великого полководца. Только дилетанты могут пренебрежительно говорить о ремесленной стороне и полагать, что армиями можно руководить, сидя в кабинете за зеленым сукном. Но в такой же степени тот, кто остался только ремесленником, будет не способен приводить в движение и надлежаще использовать огромную машину армии. В наиболее выгодном положении оказываются лица, владеющие деталями службы и методов боя и в то же время по натуре своей способные не терять из вида руководства в целом. Таковыми мужами были Фридрих и Наполеон I [153] .

Дело представляется очень несложным, что дало повод лицам, не искушенным в военном искусстве, своеобразно подойти к этому вопросу. Но уже Клаузевиц оговаривает, что простота-то на войне именно и является наиболее трудной в выполнении. Трудность заключается в том, при каких условиях, как и когда эта простота должна осуществиться. Путь, ведущий к ней, во всяком случае непрост. Путь к простоте решения приходится разыскивать среди впечатлений войны, под гнетом ужасной ответственности и среди множества часто противоречащих друг другу правдивых и ложных сведений. При этом играют роль: разум в соединении с большой ясностью духа, дар отгадывания, даже воображение и прежде всего, конечно, характер.

Здесь нельзя установить никаких правил, и кто попытался бы это сделать, тот все больше запутывался бы в лабиринте. Какой принцип должен определять полководцу момент, когда ему следует уклониться от цели, которую он себе первоначально поставил? Какой принцип мог 28 июня 1866 года подсказать Бенедеку, когда он находился у Скалица, что наступил момент отказаться от продолжения марша в направлении к р. Изеру, т. е. против Фридриха Карла, и бросить все имеющиеся под рукой силы на выходящую из гор армию кронпринца?

На этот вопрос мог дать удовлетворительный ответ только его «верный взгляд военный» и полководческий такт, а они как раз в этом тупике и покинули его. То, что мы называем общественным тактом, представляет смешение разума и чувств; таковым же является и такт полководца. Разница лишь в том, что выработать в себе полководческий такт гораздо труднее, чем обыкновенный такт.

Таким образом, если рассматривать принципы с той точки зрения, что существенным является не механическое следование их указаниям, а метод их приложения, то можно и даже должно признать их ценность. Во всяком случае полный нигилизм, принципиальное отрицание их существования являлись бы гибельным заблуждением.

Мольтке обронил мысль, что искусство состоит в том, чтобы целесообразно действовать в надлежащий момент. В этом никто не усомнится, но для нас вопрос заключается в том, не могут ли здесь помочь верные принципы. И на него мы решительно отвечаем утвердительно.

Конечно, принципами и теориями ужасно злоупотребляли. Метод ведения войны XVIII в. и тогдашняя вялая стратегия, стремившаяся действовать преимущественно путем маневров, имели своих поклонников, равно как и тактика Фридриха механически воспринималась и вызывала подражание формам боя. Нечто подобное случилось и с уроками, которые дал миру своей блестящей карьерой Наполеон I.

Такие крупные люди, как Блюхер, Гнейзенау, Шарнхорст, Радецкий, Клаузевиц и, наконец, Мольтке, поняли и использовали существенное в военной системе Наполеона, и этого существенного была целая громада. Жомини уже несколько склоняется, хотя еще не слишком значительно, к механическому толкованию наполеоновского метода войны, но он не делал ошибки недооценки побуждений духовного порядка, моральных сил и значения личности.

Его анализ и свидетельство дали все же военному миру ясную картину принципов, на которые опиралась наполеоновская стратегия. Но он, в свою очередь, нашел своих поклонников, толкователей и последователей, которые путем особого подчеркивания некоторых его мыслей воздвигли крайне одностороннюю систему, каковой вовсе не была в действительности система Наполеона I. Главные лозунги этих эпигонов таковы: внутренние операционные линии и сосредоточение сил до тактического решения. Жомини, правда, многократно указывал на пользу, которую по обстоятельствам могут принести внутренние операционные линии, но отнюдь не заблуждался относительно связанных с ними опасностей. Так, например, он говорил о кампании 1813 г.: «Здесь противная сторона применила систему (наполеоновскую), а не сторона (Наполеон), располагавшая внутренними линиями».

Отсюда вытекает, что Жомини очень хорошо понимал и хотел сказать, что механическое правило искать внутренние линии и пользоваться ими само по себе еще не обусловливает успеха; последний зависит от того, как и когда оно будет пущено в оборот.

Исходя из изложенной выше точки зрения, военные критики в особенности набросились на план Богемского похода 1866 г. Они утверждали, что находившийся на внутренних линиях Бенедек уготовил бы полное поражение прусской армии, если бы он действовал по примеру Наполеона I в 1796 и 1814 гг. Конечно, нельзя сомневаться, что если бы Бенедек действительно был Наполеоном, то таковая возможность имелась бы. Но с такой же уверенностью можно утверждать, что эти критики не уясняют себе все политические и местные моменты, приведшие к дугообразному развертыванию пруссаков вдоль границ Богемии и Саксонии; далее они не учитывают благоприятного для пруссаков соотношения тактики пехоты обеих сторон и не умеют оценить смелости, с которой признанное неудачным первое развертывание пруссаков было исправлено путем сосредоточения с движением вперед в Богемию. Эти условия уже достаточно часто освещались, и то обстоятельство, что Бенедек располагал внутренними линиями и был разбит, а Мольтке наступал концентрически по внешним линиям и победил, как раз и доказывает, что центр тяжести лежит не в тех или других линиях, а в полководце и его войсках. Кроме того, следует еще отметить, что прусское командование, отдавая 22 июля 1866 г. приказ для вторжения в Богемию в направлении на Гичин, отнюдь еще не могло с уверенностью предполагать, что главные силы Бенедека из Ольмюца передвинулись уже в Богемию.

Но что сам Мольтке умел прекрасно ценить выгоды, которые могут дать внутренние линии, это, между прочим, следует из его записки 1868 г., в которой он говорит, что если бы французы сосредоточились у Меца и Страсбурга, а германская армия стояла бы на внутренних линиях в Пфальце, то последняя могла бы с выгодой направить свои усилия против одной из двух частей французского сосредоточения.