Альфред Шлиффен - Германская военная мысль

Теория стратегии может состоять единственно из принципов, а не из методов применения средств.

А далее – выучка владеть приемами своего ремесла должна доходить до виртуозности, и в этом отношении Мольтке еще усовершенствовал и развил систему Наполеона. Бертье, как известно, сам был одним из первых мастеров своего ремесла, но он отличался от Гнейзенау и тем более от Мольтке тем, что он не владел стратегическим искусством, и хотя он твердо держал в руках французский генеральный штаб, тем не менее он не оказался в состоянии создать школу. Как вождь Сульт, конечно, превосходил Бертье. Когда же в 1815 году он принял дела Генерального штаба, то служебный аппарат многократно оказывался не на высоте, что гибельно повлияло на операции [158] .

Единство подготовки Генерального штаба в области отдачи приказов и службы связи должно быть столь же твердо установлено, как и общие основы стратегии. Этого мы, конечно, можем достигнуть. Но требование всегда работать теми способами, которые имели успех под Кёниггрэцем и Седаном, при известных обстоятельствах могло бы привести к тому же печальному исходу, к которому привело Австрию строгое соблюдение Бенедеком в 1866 г. принципа сосредоточения и сохранения всех сил в одной массе. И мы расцениваем успех Мольтке, сосредоточивавшего армию на поле сражения непосредственно с фронта стратегического марша, как высшее достижение стратегии и даже ставим этот образец ловкости и искусства вьтттте наполеоновского. Из двух образов действий это, очевидно, наиболее смелый. Мольтке, безусловно, не переоценивает его в известном письме к Трейчке. Но всегда ли у нас найдутся люди, отличающиеся такой гениальностью? Неужели невыгоды раздельного наступления вблизи от противника сразу исчезли с белого света? Совершенно ли забыт прежний опыт, или связанные с ними опасности совершенно аннулированы современными средствами военной техники? По нашему убеждению, это отнюдь не так, несмотря на скорострельность оружия и на массы, Мольтке также пришлось испытать опасность, связанную с большим протяжением фронта при наступлении; это было 16 августа под Мецем. Уже 13 августа левому крылу 2-й армии был указан для переправы через Мозель участок от Дислуара до Марбаха. Тем не менее III и IX корпуса были предусмотрительно задержаны у Панжа и Буши для поддержки 1-й армии, расположенной на французской Ниде, на случай возможного перехода в наступление французской армии из Меца. После сражения при Коломбэи предполагалось, и с достаточным основанием, что противник отходит из Меца на Верден. 2-я армия получила приказ энергично наступать на дорогу Мец – Верден; однако способ выполнения был предоставлен на ее усмотрение. Штаб же армии направил против этой дороги лишь два армейских корпуса, III и X; 17 августа IX корпус должен был следовать за ними до Горза. Гвардейский и IV корпус сохранили западное направление на р. Маас; XII корпус должен был следовать до Понт-а-Муссон, II корпус – до Буши. Когда же наступление III корпуса на дорогу Мец – Верден установило, что отступление французов подвинулось в действительности не так значительно, как это предполагали, то 16 августа из армии в 8 корпусов, только около 2’/2 корпусов оказалось налицо, чтобы вступить в бой; если нам и удалось удержать поле сражения, то исключительно благодаря блестящей храбрости войск и нерешительности Базена [159] . Ввиду нахождения вблизи неприятельской армии в 150 000 человек, осторожность должна была заставить наступавшие на р. Маас корпуса также направить на дорогу Мец – Верден.

Мероприятия 2-й армии основывались на ошибочной оценке обстановки. Директива Мольтке – операция против дорог из Меца на запад – безусловно, не давала оснований для последовавших мероприятий. Однако надо согласиться, что, имея в виду обстановку, было бы не лишним дать более точную формулировку. Наполеон I также имел ошибочное представление об обстановке перед Йеной и не представлял себе, что другая часть пруссаков находится против его левого фланга.

Эти примеры опять-таки указывают на то, что многогранность войны не допускает рассматривать лишь одно средство как решающее.

Принимая во внимание, что методы Мольтке и в будущем потребуют от командующих армиями и корпусных командиров такую же самостоятельность и такое же понимание, какие они почти всегда проявляли в войнах 1866 и 1870–1871 гг., теперь подчеркивают, что эти свойства у наших генералов должны быть воспитаны и развиты в крайней степени.

Хорошо! Но разве не явится непосредственным ударом по истинному духу самостоятельности, если мы пожелаем установить для высших начальников закон, который в сущности будет захватывать лишь внешнюю оболочку дела, т. е. применение средств? Мы усматриваем в этом большую опасность и прямое противоречие духу мольтковской стратегии.

Что при известных обстоятельствах Мольтке отнюдь не отказывался от очень тесного сосредоточения, немедленно следующего за окончанием стратегического развертывания армии, видно из набросков 1868 г., в которых высказывается намерение продвинуться на линию Понт-а-Муссон – Нанси семью переходами, причем восемь корпусов следовали бы в две или три линии на фронте, протяжением в среднем 30 километров, при глубине на круг 30–37 километров. Более тесное сосредоточение при наступлении не является вообще сколько-нибудь сносно осуществимым.

Итак, мы полагаем, что построение стратегическо-тактического учения, опирающегося исключительно на явления последних войн, обозначало бы шаг назад; чудовищная многогранность войны, случайности, трения вынуждают нас предоставить полководцу ту свободу в выборе средств, которую Мольтке не ограничивал ни тогда, когда он сам избирал образ действия, ни когда дело касалось его учеников. Ввиду этого, стремясь к возможно большему единству действий на войне, нельзя переступать этого требования, остающегося на первом плане.

Мольтке исходил из бесспорно правильного принципа, что вследствие значительных расстояний, которые часто разделяют армии перед решительным кризисом, ими надлежит руководить исключительно директивами; но он отнюдь не держался слепо этого принципа и многократно вмешивал верховное командование в развитие событий путем приказов, непосредственно отданных штабам армий и даже отдельным корпусам. Это имело место, например, в период 11–13 августа, во время наступления 1-й и 2-й армии – на Мец и Понт-а-Муссон. Такими же примерами являются: приказ от 22 июня 1-й и 2-й армии о вторжении в Богемию и соединении в направлении на Гичин [160] ; приказ принцу Фридриху Карлу от 2 декабря 1870 г. о наступлении против Луарской армии на Орлеан, наконец, приказ от 12 января 1871 г. генералу фон Вердеру – вступить в бой для прикрытия осады Бельфора и т. д.