Альфред Шлиффен - Германская военная мысль

В стратегии измора эти правила имеют свое оправдание и сохраняют свою силу. Здесь дело очень часто сводится не только к выигрышу сражения, но и к тому, где эта победа будет одержана, так как победа, после которой нельзя развить преследования, представляет лишь преходящую ценность, а преследование при стратегии измора часто оказывается ограниченным тесными пределами. Мы знаем, что Фридриху после одной из его наиболее блестящих побед, под Соором, пришлось даже отступить. В стратегии сокрушения победа не находится в зависимости от того «пункта», в котором она одерживается, или от тех «стратегических линий», по которым направляется движение; полководец исходит из предположения, что вместе с победой ему достанутся и стратегические пункты и от него будет зависеть определение стратегических линий. Как мы сейчас увидим, Наполеон, именно только пожертвовав своими стратегическими линиями, и смог атаковать пруссаков с тыла при Йене и Ауерштэдте и не просто победил их, но начисто уничтожил.

Наполеоновская стратегия свободна от какой либо схемы. Однако у Наполеона настолько часто выступает одна и та же основная форма, что она заслуживает, чтобы мы обратили на нее внимание [184] . При развертывании он сдвигает все свои силы против неприятельского крыла или на его фланг, стремится охватить, отрезать от его базиса и этим путем, насколько возможно, полностью его уничтожить. Таков был его план уже весной 1800 г., когда он совместно с Моро хотел со стороны Швейцарии атаковать австрийцев в Южной Германии. Так поступил Наполеон в 1805 г., когда он атаковал австрийцев на Дунае в охват с севера и двинул с этой же целью Бернадота из Ганновера через графство Ансбах. Таким же образом он действовал и в следующем году, когда атаковал пруссаков в Тюрингии не со стороны Рейна, а от Верхнего Майна; он так глубоко обошел их, что сражения при Йене и Ауерштэдте были разыграны с перевернутым фронтом: пруссаки стояли лицом, а французы спиной к Берлину. Если бы французы были в этом положении разбиты, то отступать им пришлось бы в еще худших условиях, чем пруссакам; они могли бы быть оттеснены к Рудным горам и австрийской границе и уничтожены [185] . Но будучи уверен в победе, Наполеон пошел на подобный риск и благодаря этому окончательно стер с лица земли прусскую армию, отрезанную во время отступления от ее базиса.

Прусский генерал фон Граверт, по-видимому, верно предсказал операцию Наполеона 1806 г. и разъяснил ее следующим образом: «Противник обойдет наше левое крыло и изолирует нас от Эльбы и от всех источников наших сил и средств, т. е. от Одера, Силезии и т. д.». Ничто не может лучше характеризовать различие между старой и новой стратегией, как сравнение этого разъяснения с истинным намерением Наполеона. Граверт все правильно предвидел в духе фридриховской стратегии. Наполеон же намечал вовсе не «изолирование» от «источников сил и средств», что сводилось к маневру, вынуждающему прусскую армию отойти и предоставить французам кусок территории; Наполеон выходил на линию отступления пруссаков, чтобы переловить и забрать последних в плен.

Такой же характер имеет наполеоновский план осенней кампании 1813 года. Он хотел главными силами держаться вначале по отношению к Богемской и Силезской армиям оборонительно, пока не будет разбита Северная армия Бернадота и вся территория вплоть до Данцига не окажется в его руках. Затем должно было развиться большое наступление в направлении с севера на юг, которое отрезало бы русских от их страны. План не удался, потому что северная армия под осторожным, но весьма обдуманным руководством Бернадота отбросила французские войска при Гросс-Беерене и Денневице.

Только в 1805 году, когда вновь разгорелась всеобщая война, слава и величие Наполеона, а также его стратегии достигли кульминационной точки. Неустройство времен революции было преодолено; огромные массы, патриотический дух и новая тактика были обузданы дисциплиной; император Наполеон оказывался в силах осуществлять то, что он признавал правильным, не считаясь с другими державами.

Подлинная тайна великих полководцев заключается в соединении смелости с осторожностью. Мы находили его у Александра, когда он, прежде чем приступить к походу в глубь Персии, обеспечивал сперва свой тыл завоеванием Тира и Египта и значительно усиливал свою армию. Мы встречаем его у Ганнибала, когда он вместо того, чтобы осаждать Рим, задался целью отделить от него итальянских союзников. Мы обнаруживали его у Сципиона, когда он, хотя и согласился вступить в решительное сражение, не имея пути отступления, предварительно усилил свою армию соединением с Масиниссой. Мы обнаруживали его у Цезаря, который сначала разбил армию без полководца, а затем уже обратился против полководца без армии. Мы встречаем его у Густава Адольфа и у Фридриха. Мы обнаружили его и у Наполеона. Как сильно он ни бросает свои вызовы судьбе, тем не менее никогда он не ударяется в беспредельность и знает, где надо остановиться и перейти от наступления к обороне, рискует дать себя атаковать противнику и в то же время стремится довершить победу средствами политики.

Лучшим примером этого метода является Аустерлицкая операция. Наполеон уничтожил одну австрийскую армию под Ульмом, взял Вену и вторгся в Моравию до окрестностей Ольмюца, где против него оказались главные силы русских.

Дать наступательное сражение на такой pointe [186] Наполеону казалось слишком рискованным, к тому же противник имел некоторое численное превосходство. Наполеон завязал переговоры, а когда противник подошел, занял позицию для оборонительного сражения. Он его выиграл (2 декабря 1805 г.), причем в надлежащий момент из состояния обороны нанес наступательный удар. Чтобы охватить Наполеона, противники очень растянулись, вследствие чего образовался очень тонкий центр без надлежащих резервов. Сюда то и надо было наносить удар. «Сколько времени вам понадобится, чтобы занять вон ту высоту (у Працена)?» – спросил император находившегося при нем маршала Сульта. «Двадцать минут», – гласил ответ. «Тогда мы можем обождать еще четверть часа». В этом то и заключается дело, чтобы правильно рассчитать эти четверть часа.

Из всех форм сражения оборонительно-наступательное сражение представляет наиболее действительную. И оборона и наступление имеют свои выгоды и невыгоды. Главным преимуществом обороны является выбор поля сражения и полное использование местности и огнестрельного оружия. Главным преимуществом наступления является моральный импульс атаки, выбор пункта удара и положительный характер успеха. Оборона же прежде всего дает только негативный успех. Ввиду этого чисто оборонительные сражения выигрываются крайне редко (Кресси в 1346 г., Обдурман в 1898 г. [187] ). Наибольшее же может быть достигнуто, когда полководец в надлежащий момент и в надлежащем пункте от хорошей обороны переходит к контрудару. Как мы видели, классический пример оборонительно-наступательного сражения представляет Марафон; Аустерлиц может служить современным его повторением. Это сражение имеет для нас существенное значение как по своей компановке, так и по своему развитию; оно показывает нам полководца во всем его самообладании; мы видим здесь человека, несмотря на всю свою дерзость, не утрачивающего ни на минуту хладнокровия. Его осторожность простиралась настолько, что, когда ему доложили о начавшемся наступлении противника, он приказал Талейрану, который вел переговоры в Вене, заключить мир на легких условиях. Хотя он уверенно рассчитывал на победу, тем не менее он хотел дипломатическим путем обеспечить себе тыл на случай поражения [188] .