Филарет Чернов - Темный круг

Ты к алтарю Своей живой Любви —
К последнему прибежищу людскому?
Взгляни: я здесь в пыли, в слезах, в крови, —

Куда идти созданию земному?
Я вижу свет Твоей Любви-зари.
Вечерний Бог, откликнись, говори!

Изнемогаю в буднях… нет,
Знать, не дождаться Воскресенья.
Гляжу на звезды: звездный свет —
Он дышит холодом забвенья.

Он мне бессмертья не сулит,
Как в дни младенчества бывало;
Покой бесчувствия разлит
В том, в чем душа Души искала…

Как давит душу немота —
Холодных звезд покой унылый,
Как жизнь огромна и пуста,
Жизнь, завершенная могилой.

Не могу от себя оторваться, —
К ближним нет в моем сердце любви,
В мою душу, как в бездну, глядятся
Безутешные мысли мои.

Но люблю безутешность родную,
Одинокость родную люблю, —
Эту скорбь, словно бездна, глухую,
Эту темную душу мою.

Так люблю я себя бесконечно,
Так безумно жалею о том,
Что не в силах я царствовать вечно
В одиночестве страшном моем.

Не утешусь весенним разливом,
Голубым, как небесная высь.
Сердце! Сердце! С мгновеньем счастливым,
Как с младенческой сказкой простись.

Восприму ль эту нежность святую,
Это светлое чудо земли?
Не домчавшись, в безвестность глухую
Повернули мои журавли…

И без меня высоко голубело,
И без меня шли звезды в высоте,
И трепетало молодое тело
В земных восторгах на кресте.

И я пришел, и, землю лобызая,
Распял, как все, младую жизнь мою.
— О, Господи, Твоих чудес алкая,
Я принял Радость страшную Твою.

В ночных часах есть жуткий страх
И жуткой мысли сладость,
Что звезды — мысли в небесах,
Безрадостная радость.

Что вот глядят в мои глаза
И не промолвят слова;
Что в сердце кровь, в глазах слеза —
Им издавна не ново.

Томись, страдай и плачь впотьмах,
Земли земное чадо!..
В ночных часах есть жуткий страх
И… горькая отрада.

Молчи, молчи, о ночь, о тишь:
Ты в душу немотой кричишь,
Ты разрываешь сердце мне, —
Я весь в бреду, в тоске, в огне;
Я просыпаюсь каждый миг,
Чтоб заглушить твой страшный крик.

Ужасней нет немых минут,
Когда мильоны смертных пут
Меня объемлют и влекут
На страшный, на последний суд,
Чтоб грозной Совести отдать:
Смогу ль себя я оправдать?..

День будет солнцем озарен, —
Мрачнее ночи будет он:
Душа и мысль моя замрут,
И будет темен ход минут,
И ко всему святому глух
Мой будет онемелый слух.

Перенесусь ли к Вам, далекие светила,
Перенесусь ли к Вам?
Моя душа нездешним загрустила
В тоске по небесам.

Душе моей наскучило земное, —
Я повторил себя, —
И дни мои уходят в неживое,
Бессмертное губя.

Я изнемог от скучных повторений, —
Без смерти умер я.
Хочу чудес, хочу преображений, —
Иного бытия.

Напоено восторгом жизни все, что вижу,
Что слышу я, что чувствую душой,
И даже то, что сердцем ненавижу,
Что в темной злобе и борьбе со мной.

Две силы — жизнь и смерть — и обе торжествуют,
Последняя, я знаю, победит.
О, как душа моя и мысль моя тоскуют!
В какую бездну мир встревоженный гладит.

Я плачу о том, что меня не будет,
Что не проснусь я для нового дня,
Что мир так скоро меня забудет,
Что вечная ночь покроет меня.

Я плачу о том, что по-прежнему будут —
И солнце, и месяц, и звезды гореть,
Что меня никто никогда не разбудит
Снова на мир золотой посмотреть.

Я плачу о том, что любил одиноко,
Но и в склепе могильном не буду с тобой,
Я плачу о том, что в могиле глубокой
Даже песен моих не будет со мной.

Все больше серебряных нитей,
Все больше холодной тоски.
О, песни мои, сохраните
Хладеющий трепет руки.

Писал я все в смертной истоме, —
Для жизни, для жизни писал!
Как горько в пустующем доме!
Как я одиноко устал!

Зачем эти угли в камине
Еще тихо тлеют в ночи?
Зачем эти дали так сини
И звезд так прекрасны лучи?..

Хладеющий трепет бросаю, —
Чуть пишет, чуть дышит рука…
Что будет с тобою, не знаю,
Дрожащая в песне тоска?!.

Сквозь тьму веков глядит Твое лицо —
Дремучий лес, пустынные просторы, —
Озер, болот змеистое кольцо, —
Холмы, овраги, пустыри и горы…

И веет ветер, и шумит бурьян,
Шумит, шумит века, не умолкая…
И гарь, и дым, миражи и туман…
Печаль без слов… и дремота глухая…

И белый призрак смерти по зимам
Встает до неба… и бушуют вьюги…
И воют псы, как волки, по дворам
В каком-то темном и глухом испуге…

И нет конца — и вьюгам неживым,
И мертвому холодному простору…
Какой простор метелицам пустым
И вою псов — звериному дозору!..

Родимый лик в загарах и морщинах, —
Покорный взгляд, смиренно сжатый рот, —
И песня грустная в пустых ее долинах, —
Все это милое, родное вновь зовет…

Оно зовет — смиренное, немое —
Навеки нас завороживший сон;
И мы пойдем в далекое-былое,
В родную дремь, в седую глушь времен…

И будем вновь бродить по бездорожью,
Искать путей, скитанья полюбя, —
Искать далекую, святую Правду Божью,
В смиренье горьком плача и скорбя…

Найдем ли мы взыскующего Бога,
Свершая свой смиренно-скорбный путь,
Но у родного милого порога
Так будет горько сладко отдохнуть…

Эх, запели-зазвенели
Колокольцы в чистом поле…
Буду ехать три недели, —
Может, меньше, может, боле…