Виктор Андриянов - Косыгин

Когда готовилось постановление ЦК, правительства о каком-то комплексе, отрасли, Алексей Николаевич тщательно работал с проектами решений, несколько раз собирал аппарат — самых низовых работников, которые этой темой занимались… Не приглашал больших руководителей, а встречался с теми, кто профессионально занимался этой темой. Ему докладывали суть, потом — по этапам, по блокам. Он во все детально вникал. Причем приучил, чтобы говорили откровенно. Если у тебя свое мнение, приводи аргументы, а не просто высказывай сомнение — этого он терпеть не мог! Если нет аргументов — то не суйся!

Словом, он всегда был прекрасно подготовлен к заседанию правительства. Министры знали это и боялись его вопросов, не смели врать, потому что он, основательно вникнув в дело, мог быстро вывести их на чистую воду. Обсуждение на правительстве было предметным и сущностным. Причем это не значило, что он приходил на обсуждение вопроса с загодя принятым решением. Иной раз получалось так, что на правительстве принимались другие решения, а не те, что были подготовлены. Или председатель правительства откладывал рассмотрение вопроса. «Давайте еще дополнительно послушаем», — обычно говорил Косыгин.

Встречи с Алексеем Николаевичем очень много дали мне как управленцу. Это хорошая школа: как рассматривать вопросы и формировать правильное решение, как его обосновать, аргументировать, как проводить обсуждение, чтобы не допустить ошибки. Это большая школа, особенно для производственника, у которого многое зависит от быстроты реакции.

Меня часто обвиняли в том, что я принимаю скоропалительные решения. Никогда я такие решения не принимал, предварительно не проработав варианты. И Косыгин не навязывал свое мнение. Он выслушивал всех, а потом подводил итог, имея в виду, что всегда кто-то из выступающих выскажет то, о чем ты думаешь. Он говорил: вот это, на мой взгляд, правильное предложение, давайте возьмем за основу предложение товарища Иванова. Это он часто делал. А его любимое выражение знаете?

— Пока нет.

— «Неужели у нас сообразиловки не хватит решить эту проблему?»

И вот еще что обращало внимание в стиле работы Косыгина. Многие руководители, секретари, члены Политбюро часто оперировали какими-то общеполитическими штампами, общими определениями. У Косыгина этого не было — разве когда это вызывалось естественным ходом мысли или в официальном выступлении. А так все по делу. Почти всегда в сухом остатке.

…Я благодарен судьбе за то, что она одарила меня встречами, совместной работой с такими выдающимися руководителями народного хозяйства, настоящими талантами, как Алексей Николаевич Косыгин, Алексей Кириллович Кортунов, Владимир Иванович Долгих, Вениамин Эммануилович Дымшиц…

Все, кто работал с Косыгиным, кому довелось готовить материалы к заседанию Совмина, президиума, непременно вспоминают знаменитый «предбанник». Так окрестили не какое-то помещение, а процедуру, которая предшествовала самому заседанию.

«Алексей Николаевич приглашал в свой кабинет всех специалистов, которые принимали участие в подготовке того или иного вопроса, — вспоминает Николай Андреевич Дергачев, четверть века проработавший в группе финансов, кредита, денежного обращения и цен Управления делами Совета Министров. — Мы рассаживались по обе стороны длинного стола. Косыгин предлагал высказать свои замечания или предложения, если таковые есть, а сам начинал читать проект постановления или распоряжения Совмина СССР.

Постоянным посетителем «предбанника» стал — по должности — и новый помощник Председателя Совета Министров СССР Игорь Игнатьевич Простяков. Ему запомнилось, как точно премьер отличал знание от полузнания, от желания пустить пыль в глаза.

— Вы это точно знаете? — переспрашивал он.

— Я должен уточнить, — случалось, отвечали ему, и это воспринималось как должное.

— Пожалуйста, уточните и доложите.

Это была повседневная работа государственного деятеля. Косыгин проигрывал все варианты. Он не любил, не принимал одношаговых решений, они обычно ведут в тупик».

Кто-то может сказать о «предбаннике», что это — перестраховка, ведь решение принимает Совет Министров… Нет, это не перестраховка, но стиль, продиктованный чувствами долга и высочайшей ответственности. Косыгин неоднократно напоминал, что если ошибется директор предприятия, его ошибка может обойтись государству в тысячи рублей, ошибка министра в миллионы, пишет Н. Байбаков. Оплошность же председателя Госплана или Совмина будет стоить миллиарды.

И Дергачев, и Простяков, и многие их коллеги подтверждают наблюдение Баталина: решения, которые принимались на заседаниях Президиума Совмина СССР, далеко не всегда совпадали с теми, которые вносились на рассмотрение.

«Мы не были, как сейчас принято говорить, чиновниками, слепыми исполнителями», — замечает Н. Дергачев. Точно так же могут сказать многие другие люди, которым посчастливилось пройти школу Косыгина. Аппарат, в адрес которого по ходу перестройки и после выплеснуто столько грязи, в Совмине СССР был блестящей командой профессионалов. Уровень в ней задавал премьер.

«К докладу на заседании, которое ведет Алексей Николаевич, я готовлюсь Как к защите диссертации», — признался как-то министр строительства предприятий тяжелой индустрии Николай Васильевич Голдин, один из самых известных строителей — за его плечами были крупнейшие металлургические заводы, в том числе Бхилаи в Индии, КамАЗ и другие гиганты. Примерно так же вспоминают о своих докладах у Косыгина Казанец, Братченко, Козловский.

На одном из заседаний правительства среди множества других вопросов рассматривалось положение в птицеводстве: бой яиц возрос до 30 процентов.

«Мой вопрос пятый или шестой, — рассказывает Евгений Александрович Козловский. — Я сижу в третьем ряду, почти перед глазами Косыгина, читаю свои бумаги, краем уха ловлю: Краснодарская птицефабрика, бой… Он заметил, что я не слушаю, и вдруг говорит: «А Козловский здесь? Что ты думаешь по этому вопросу?» Я рот раскрыл и не пойму, какое я отношение имею к яйцам. Но из положения надо выходить. Говорю: «Алексей Николаевич, а с чего вы решили, что я самый крупный специалист по яйцам?» Тут, конечно, все грохнули, а я сообразил: а-а, известкового материала не хватает. И говорю: «Известкового материала не хватает?» — «Ну, сообразил, наконец. Можешь ответить?» — «Могу ответить, когда переговорю с Кубанью». Связался со своими в Краснодаре. Действительно, не хватает кальция. Есть месторождения? Есть. Доложил Косыгину: месторождение есть, буровые станки направлены. Известковый материал на птицефабриках будет.