Иван Куц - Годы в седле

На рассвете мы прибыли на станцию Ломакино. Я и Танкушич вышли из вагона. Мимо проходил обер-кондуктор.

— В Джизаке скоро будем?

— Через час.

Трижды звякнул колокол. Мы вскочили в теплушку, задвинули дверь. Поезд тронулся.

Зыбкий язычок свечи освещал лишь середину вагона. Здесь сгрудились бойцы. Многие зябко поеживались.

— Иван, что такой скучный? Домой ведь едем, — попытался расшевелить взгрустнувшего Плеханова Саид Кахаров.

— А чему радоваться? — буркнул Пархоменко. — В Самарканде небось уже казаки.

— Не пугай, пусть они нас боятся! — раздался с нар задорный голос Миши Шишкина. — Артиллерия, которая в самаркандской крепости, с одной стороны ударит, а мы нажмем с другой...

В разговор включались все новые и новые бойцы. Каждый высказывал что-то свое. Однако истинной обстановки в Самарканде никто не знал.

Лишь в Джизаке стало известно, что там уже казаки, а крепость объявила нейтралитет.

От Джизака до Самарканда — рукой подать. Здесь железная дорога уползала в узкий проход между горными хребтами — Туркестанским и Нура-Тау, — носящий название «Тамерлановы ворота». Паровозники работали изо всех сил, стараясь набрать скорость и с ходу преодолеть длинный подъем. Мокрый снег, шедший всю ночь, наконец прекратился. Редел, поднимаясь, туман. По обе стороны пути стеной высились обрывистые склоны желтокаменных хребтов. На скале справа мелькнул силуэт огромного двуглавого орла.

Подумалось: «Вот уж год, как свергли царя, а следы его то и дело встречаются на пути. Но недолго тебе, чугунное чудище, мозолить глаза людям. Скоро совершишь ты, стервятина, свой последний полет...»

Впереди тревожно загудели паровозы. Лязгнули буфера. Поезд остановился, образовав гигантскую дугу. Перед ним замаячили вооруженные люди. Один размахивал красным сигнальным флажком. Как выяснилось, состав подошел к тому месту, где нам надлежало занять позицию.

Председатель Туркестанского совнаркома Ф. И. Колесов, лично возглавивший наш и ташкентский отряды, принял решение закупорить горловину, через которую казаки должны пробиваться на Ташкент и Фергану.

В тот же день через дымящийся Зеравшан переплыл самаркандский большевик, узбек по национальности. Он доставил важные сведения: к казакам присоединились еще один полк, две отдельные сотни и артиллерийская батарея. Их привел из Хивы полковник Зайцев.

Имя Зайцева было широко известно в Туркестане. После Февральской революции Керенский назначил его комиссаром Временного правительства в Хиве. После Октября ему было приказано демобилизовать войска, находившиеся под его началом. Но Зайцев не подчинился и повел их в Чарджуй на соединение с баратовцами. Полковник пришелся по душе офицерской молодежи. Его избрали «командующим». Новоявленный Бонапарт развил кипучую деятельность, чтобы склонить казаков к открытой борьбе против Советской власти в Туркестане. Но фронтовикам осточертела война, они рвались домой и жадно присматривались к росткам новой жизни. С каждым днем углублялась трещина, которая отделяла казачьи верхи от бедняцкой и середняцкой массы...

Колесов приказал Гуще выслать в Самарканд конную разведку, чтобы уточнить обстановку, а главное — связаться с крепостью, узнать причину ее странного нейтралитета. В тыл врага направились две небольшие группы. В первой — Кахаров, Джурабаев и за старшего Танкушич. Во второй — Асадов и Надь во главе с Федоровым. Разведчиков переодели в узбекские халаты, лошадей заседлали «по-туземному». В Самарканде предстоял базарный день, и разведчики легко могли сойти за жителей кишлака, едущих в город за покупками. Документов, удостоверяющих личность, коренное население Туркестана не имело. Смуглые и усатые венгры почти не отличались от узбеков. Опасались, правда, насчет Федорова. Но тот заверил, что сумеет выкрутиться.

В ночь на 14 февраля они благополучно вернулись.

Танкушич сообщил, что солдаты 7-го Сибирского полка на стороне Советской власти и готовы поддержать красногвардейцев. Они были сбиты с толку своими бывшими офицерами, поддались их уговорам и согласились пропустить казаков. Но вчера вечером в крепости был митинг. На нем выступил руководитель самаркандских большевиков Степан Чечевичкин, разъяснил, почему казаков надо разоружить.

— Если мы этого не сделаем, — сказал Чечевичкин, — то их используют в своих темных целях силы контрреволюции.

Последовало решение: нейтралитет отменить, выполнять приказы правительства Советского Туркестана.

Подпольная городская партийная организация активно работала и в зайцевском войске. Тот же Чечевичкин, Стефанюк, Галимханов и многие другие большевики смело проникали к казакам и агитировали их за разоружение, разоблачали коварство их атаманов. И результаты уже сказывались: многие рядовые казаки открыто заявляли, что драться с красногвардейцами не будут. Участились случаи убийства офицеров...

Федоров подтвердил сведения Танкушича и добавил, что 7-й Сибирский полк выставил охранение, выслал по городу свои патрули, поддерживает связь с рабочими-железнодорожниками.

Ф. И. Колесов решил форсировать события. Мы снова погрузились в эшелон и двинулись к Самарканду. Рано утром подошли к станции Ростовцево. Там под парами стояли поезда врага.

Отряд ташкентцев высыпал из вагонов и залег по обе стороны дороги. На него двинулись белоказачьи цепи. Захлопали пушки, затарахтели пулеметы, сухо затрещали винтовочные залпы.

Силы были примерно равны, бой грозил затянуться. Тогда вопреки привычной тактике вперед вырвалась наша «бронеплощадка». Она рассеяла неприятельские цепи и, не сбавляя хода, влетела на станцию Ростовцево. Находившиеся там вражеские составы спешно укатили в Самарканд.

Когда из Ташкента подошли еще два отряда, мы двинулись дальше. Но воевать больше не пришлось. Видя, что дело принимает серьезный оборот, казаки начали сдаваться. Они сами расправлялись с теми, кто пытался утаить оружие, провоцировали беспорядки.

Станичникам мы оставили их личных коней и снаряжение. И без того нам достались огромные трофеи — несколько пушек и десятки пулеметов, много винтовок, снарядов и патронов, артиллерийские и офицерские лошади, повозки. Все это очень пригодилось, когда Туркестан оказался надолго отрезанным от промышленных районов страны.

Часть казачьей голытьбы выразила желание служить в войсках Советского Туркестана. Офицеры подались кто в Бухару к эмиру, кто в Оренбургские степи к атаману Дутову.

Полковник Зайцев пытался бежать в Закаспий. Но в Ашхабаде был опознан и арестован. Следствие по его делу раскрыло, что он находился в связи с Дутовым, туркменской белой гвардией, правительством контрреволюционной «Кокандской автономии», бухарским эмиром. Зайцев действовал и как платный агент иностранного империализма.