Иван Куц - Годы в седле

Решив помочь народному движению, Совнарком Туркреспублики надеялся обойтись без выстрелов. Мыслилось, что для этого будет достаточно только присутствия наших войск у границ ханства.

Начинать войну с Сеидом Алимханом было не в наших интересах. Туркестанская республика и без того истекала кровью. Для бухарской экспедиции удалось выделить лишь около тысячи бойцов. Это были плохо вооруженные отряды, собранные со всех концов Туркестана. Даже самаркандский гарнизон, считавшийся одним из самых сильных, смог направить в Каган только «бронелетучку» с ротой пехоты и взводом конницы — всего 120 человек...

Прямо от Чечевичкина я отправился в лагерь военнопленных. Это был огромный барачный городок на окраине Самарканда. После революции он не охранялся. Внутренний порядок поддерживали сами военнопленные. У ворот дежурил венгр. Я попросил вызвать старшего унтер-офицера Андраша Месароша или рядового Йожефа Тота.

Дежурный ушел и вскоре появился в сопровождении моих друзей. Мы тепло обнялись. Я кратко сообщил цель визита. Они охотно согласились ехать со мной. На вопрос, надо ли переговорить с лагерным начальством, Месарош ответил:

— Не стоит. Мы сами... как это... с усами.

На следующее утро Месарош и Тот уже ждали меня возле облисполкома. Я прошел в кабинет М. Я. Смирнова. Там был и В. С. Гуща. Он сообщил последнюю новость. Началось наступление на Старую Бухару. Эмир сопротивляется, но, кажется, начинает сдавать.

— Может, и не посылать Куца? — спросил Гуща. — Небось к шапочному разбору приедет.

— Нет, — возразил Смирнов, — Алимхан так сразу не капитулирует.

Он вручил мне документ, в котором было написано, что я командируюсь на станцию Каган в распоряжение товарища Ф. И. Колесова «для организации службы связи», а посему предлагалось оказывать мне «всяческую помощь». Это был типичный мандат тех времен. Он предоставлял владельцу право действовать, «исходя из условий на месте», и привлекать нужных для работы людей.

Я попросил председателя облисполкома выдать командировочные предписания и Месарошу с Тотом. Смирнов распорядился.

2 марта приехали в Каган. Эта узловая станция была буквально забита воинскими составами. И если бы не красногвардеец, которого нам дал в провожатые комендант станции, мы, пожалуй, не скоро разыскали бы штабной вагон председателя Совнаркома Колесова.

У дверей роскошного салон-вагона — двое часовых. Предъявляем мандат. Красноармеец-узбек явно не силен в грамоте. Но три большие печати производят на него должное впечатление.

— Хоп, проходи, — разрешает он.

Из тамбура ступаем на ковровую дорожку. Она ведет к широкой зеркального стекла двери. Стучим. К нам доносится глухой бас:

— Да, войдите!

После коридорного полумрака салон кажется особенно светлым. Огромное окно занимает всю заднюю стенку вагона. Пол покрыт текинскими коврами. На потолке — люстра с хрустальными подвесками. Вокруг большого овального стола — кожаные диваны и кресла. В одном из них — крупный мужчина в кителе морского офицера. При нашем появлении он встает, идет навстречу.

Я подаю документы. Он молча читает, потом протягивает руку:

— Кишишев, начальник штаба.

Жестом приглашает садиться. Кишишев вводит нас в обстановку.

Выясняется, что никакого штаба, собственно, нет. Колесов приехал лишь с адъютантом, ординарцем и небольшим отрядом. Уже здесь взял себе в помощники наркома труда П. Г. Полторацкого, который прибыл в Каган, чтобы в случае договоренности с эмиром возглавить советскую коллегию в Старой Бухаре.

Нас, естественно, интересовала служба связи. Кишишев развел руками:

— Своей нет. Используем местные телефон и телеграф. Так что всецело зависим от барышень-связисток. Назначили к ним политконтролеров. Но боюсь, начнется пальба — разбегутся.

Моряк нам понравился. Судя по выправке, манере говорить, он был из кадровых военных. Позднее узнали, что Кишишев служил в царском флоте в чине капитана 1 ранга. Накануне первой мировой войны был переведен на Аму-Дарьинскую военную флотилию. После Октября Кишишев добровольно перешел на сторону Советской власти и командовал отрядом матросов.

Я попросил начальника штаба рассказать о ходе переговоров с эмиром.

— Пока ничего определенного, — ответил он. — Алимхан явно хитрит, выжидает. Когда наши отряды начали сегодня движение на Старую Бухару, сразу же письмо Колесову прислал. Согласился иметь при себе исполком из младобухарцев, но с выполнением других требований просил не торопить. Письмо без подписи и печати. Наивная хитрость! Хочет выиграть время, чтобы подтянуть силы, упрочить оборону крепости. А мы приказ о наступлении не отменили.

Кишишев пригласил нас к карте, занимавшей едва ли не половину стола.

— Бойцов у нас около тысячи, но раскинуты они на фронте протяжением больше ста верст. Здесь, у самой станции, за садиком, — шесть полевых орудий кушкинского отряда. Это они бьют сейчас, поддерживая наступление. Главный удар мы наносим в направлении Каган — Старая Бухара. Здесь действуют ташкентский отряд, кушкинцы, матросы, младобухарцы и рабочий отряд Новой Бухары. Слева — на подходе — закаспийский отряд, справа — ваш, самаркандский. По бухарской ветке курсирует «бронелетучка».

Кишишев сообщил также, что у эмира сильные конные части, если он догадается бросить их на наши фланги и затем обойти нас с тыла, положение осложнится. Поэтому приходится держать наготове резервы.

— Это вот все тоже принадлежало Алимхану, — кивнул моряк на роскошное убранство салон-вагона. И, словно извиняясь, добавил: — Теперь вот мы заняли. Нас тут шестеро, не считая двух проводников. А живем, честно говоря, в тесноте, так что вас придется разместить в соседнем вагоне.

По приказанию Кишишева ординарец провел нас в четырехместное купе. Мы побросали на полки свои нехитрые пожитки и вышли наружу.

Месароша я послал в новобухарскую почтово-телеграфную контору, а сам с Тотом отправился на станционный телеграф. Шли между составами. Людей в них почти не было — воевали. Паровозы стояли наготове, лениво дыша парами. У выходных стрелок на Старую Бухару виднелась летучка с боеприпасами. Рядом с нею другая, с пулеметами.

Когда выбрались из лабиринта эшелонов, увидели скачущего всадника. Я сразу узнал в нем самаркандца Арсена Цатурова.

— Сдает эмир! — крикнул он, пролетая мимо. — Выслал делегацию с белым флагом.

Мы поспешили к вокзалу. Не терпелось узнать, неужели действительно победа.

По дороге, обсаженной тополями, поднимая пыль, катили два фаэтона. На козлах рядом с кучером восседал гайдук в черкеске. Резко остановленные у подъезда, рысаки высоко задрали морды. Из экипажей вылезли шесть бородатых, в чалмах и ярких парчовых халатах бухарцев.