Иван Толмачев - В степях донских

Атаман Всевеликого войска Донского Краснов».

3 августа 1918 года по всему огромному Царицынскому фронту загрохотали орудия, ожили окопы. Наступление белых началось.

Мне, как командиру пулеметной команды, в эти тяжелые дни приходилось бывать на разных участках обороны, участвовать во многих горячих боях. Но разбор битвы за Царицын в целом не входит в мою задачу. Я пишу преимущественно о том, что видел своими глазами.

Когда закончился артиллерийский налет и слабый утренний ветерок рассеял плотные завесы порохового дыма, наши бойцы увидели грозную картину: вся степь кишела густыми цепями белоказаков. В лучах восходящего солнца играли, переливались золотым шитьем знамена, старые, видавшие виды штандарты, задымленные порохом, бархатные полковые стяги. В первых рядах шли казаки знаменитых полков бывшей царской армии, прославившихся еще в суворовские времена: Цимлянского, Гундоровского, Нижнечирского, Суворовского.

Казалось, патриархальный Дон вытряхнул сюда, на эту степь, все, чем гордился ранее, все, на что еще надеялся в борьбе против новой жизни.

А в сотне метров от них, в обвалившихся окопах, засыпанные землей, сидели те, кто боролся за это новое, — рабочие и крестьяне, одетые в солдатские шинели, с воспаленными от бессонницы глазами. Припав к земле, ждали, сжимали потными руками оружие, кидая тревожные взгляды на командиров. И когда подали команду, бросили навстречу атакующим плотную стену визжащего свинца, сотни снарядов, подбадривая себя, огласили степь мощными криками «ура!»

Миг и — словно набежала на поле серая туча: колыхнулись вражеские цепи, заволновались. Передние бросились бежать вперед, к видневшимся желтым бугоркам окопов. Но оттуда уже вымахнули толпы наших бойцов.

Это поднял врукопашную свой рабочий Ново-Никольский полк Дмитрий Котиков, стоявший в районе Верхней Ельшанки. Маленький, щуплый, он катился впереди быстро, и бойцы еле поспевали за ним.

Обе стороны долго вынашивали злость, копили силы: и те, кому несколько часов назад попы кропили «священной водой» чубатые головы, и те, кто вчера только оставил станок, взял в свои загрубевшие, пропитанные маслом, металлом руки винтовку.

Но не легко выстоять в штыковой атаке отощавшим рабочим парням против дюжих, откормленных атаманцев. Новоникольцы стали отступать. Вот уже остались позади окопы, и, видимо, белоказаки могли смять молодой полк, если бы не пулеметчики нашей команды. Они огнем отсекли преследовавших белогвардейцев и заставили их залечь.

Минут через тридцать белоказаки снова бросились вперед. И опять их атака захлебнулась в крови. Так в течение целой недели они лезли навалом, тучей, пьяные.

11 августа мамонтовцы заняли станцию Кривомузгинскую. Фицхелауров овладел станцией Иловля и вышел конными разъездами к Качалину. Потом началось отступление по всему Царицынскому фронту в направлении Котлубань — Басаргино — Тингута.

Обстановка становилась все тяжелее и тяжелее. 12 августа, взяв станцию Пролейку у Волги, белоказаки обрушили ружейно-пулеметный огонь по пароходам. Перевозка войск, продовольствия, боеприпасов на большом участке фронта от Камышина до Царицына срывалась.

Местами неприятель находился от Царицына в 5–8 километрах. В Новочеркасске уже вышли газеты с экстренным сообщением: «Не сегодня-завтра город падет».

Но командование Царицынского фронта принимало необходимые меры, чтобы остановить врага. 11 августа Военный совет решил: собрать мощный кулак в районе Царицына, оттянуть войска Сальской группы (до 12 тысяч бойцов) в район Котельниково — Царицын; послать всю буржуазию в возрасте от 18 до 40 лет для рытья окопов в районе Тингута — Басаргино — Гумрак; в период с 14 до 18 августа призвать по Царицыну и его уезду пять возрастов; объявить осадное положение.

Морозовско-Донецкая дивизия тоже получила подкрепление, в том числе прибыл построенный рабочими орудийного завода бронепоезд. Новенький, еще пахнущий краской, он подошел вплотную к развернувшимся в атаку белоказакам и открыл огонь из всех пушек и пулеметов. Это произвело сильное впечатление на наших бойцов. С криками «ура!» они бросились вперед.

Их вели в бой Ворошилов, Щаденко, Руднев. Когда отбили атаку, красноармейцы окружили командующего, засыпали вопросами. Климент Ефремович еле успевал отвечать.

— Товарищи, друзья мои! — говорил он. — Теснее сплотим свои ряды, встанем локоть к локтю, и враг не пройдет! С нами все царицынские рабочие, они помогают нам воем, чем могут. Они не оставят нас в беде. Вчера к нам в штаб прибыли представители рабочих «Грузолеса» и попросили выдать винтовки отряду, который насчитывает две тысячи человек. Сегодня они сражаются вместе с вами.

Беседу неожиданно прервали крики: «Казаки! Казаки!» Из-за ближнего бугра вынырнула, сверкая шашками, казачья лавина, и красноармейцы поспешили к окопам. Ворошилов разом вскинул бинокль, наблюдая, как разворачивается к атаке конница неприятеля. Подозвав к себе командиров полков Котикова и Дунайцева, Климент Ефремович распорядился, чтобы они выдвинули против белоказаков пулеметные тачанки.

— Усильте также наблюдение за левым флангом дивизии, — приказал он И. Мухоперцу. — Если противник не добьется успеха в лобовой атаке, он непременно предпримет обход по густоразветвленной сети балок.

Это предположение оправдалось. Только мы отразили конную атаку на своем участке, как услышали частую стрельбу левее Воропоново, где стоял Ново-Никольский полк. Прискакавший связной сообщил: белоказачья конница численностью до двух полков наступает с тыла. Ворошилов приказал Н. Харченко помочь Ново-Никольскому полку и контратаковать неприятеля.

Вместе с пехотинцами отражали натиск противника кавполк М. Лысенко и наши пулеметные тачанки.

И тут произошел случай, о котором потом долго говорили в полках нашей дивизии.

В пылу боя схватились намертво четыре всадника — двое наших и двое врагов. Дрались лихо, зло. Один из белоказаков, раненный, рухнул с коня, другой стал уходить. Красноармеец вскинул к плечу карабин, но неожиданно услышал громкий голос позади себя:

— Стой, не стреляй! Я так его возьму!

Это кричал командир взвода Иван Моторкин, отец пулеметчика нашей команды тоже Ивана Моторкина. Взводный пустил своего коня вдогонку за беглецом, выхватил шашку и закричал:

— Стой, сукин сын!

Но казак и не думал останавливаться. Бросая быстрые взгляды на преследователя, он беспощадно погонял свою лошадь. И все же расстояние между ними быстро сокращалось — отменный конь Моторкина никому не уступал в резвости.

Уже закончилась сеча, и белоказаки, повернув назад, уходили за бугры, а наши бойцы все еще с интересом наблюдали за поединком, гадая, чем же все окончится.