Рудольф Андреев - Воспоминания о Карибском кризисе

Помню, как вышел от неё на улицу счастливый. Иду и думаю: ё-моё, я в Союзе! И посылку отдал! Я честный мужик!

И главное, от армии меня освободили! В военкомат же как раз сходил. Там сидит эта рожа, смотрит мои документы:

— А хули ты с Кубы такой незагорелый?

Я ему:

— Ты мне, командир, уже не командир. Иди на хер со своими шуточками.

Всё! — думаю. Всё, на фиг! Больше всё! Вот ты мне где! Я ухожу, а ты сиди, блядь!

Я несколько дней так и ходил одуревший от радости. Я и по жизни-то радуюсь всегда, а тут вообще как дурачок. Ну наконец! Ну всё! Всё теперь! Ну надо же!

Вот такая эйфория была.

А я никогда нигде не работал, получается. Никакой специальности у меня гражданской, ни фига. В техникуме учился два года — бросил, чтобы в артиллерийское училище поступить. И в армии пять лет. А в армии я делал всё, что хочешь, но только ничего не делал. Из пушки стрелял, бегал штурмовую полосу третий в батарее, кросс бегал между вторым и первым разрядом, боролся, рожи бил на ринге, пять парадов прошагал — вот мои заслуги-то все. Ну, в училище ещё старался — без троек же учился, пока не выгнали.

А тут пришёл. На работу надо устраиваться. Ребятёнок маленький. В квартире этой на Пушкарской, получается, две семьи: мы с Женькой и сыном и Женькина сестра с сыном и мужем. Посередине тёща, между этих семей. Комната проходная общая, и направо-налево ещё две комнаты. Пацанёнка не устроить ни в ясли, ни в садик. Тёща говорит: «Не буду с ним сидеть. Ваш ребёнок». Да и полуслепая же — как она с ним будет сидеть?

Сестра Женькина — старший дворник. Вася, муж, на двух работах постоянно. Он тоже был из скобарей, как я. Во время войны от голода добровольцем в армию записался. Сначала вторым номером был в миномётчиках, таскал плиту эту ебучую на себе. Потом в моряки попал каким-то образом. Катер его один раз потопили, и он на скале какой-то спасался, хер знает сколько времени. Седая у него такая голова была. И туберкулёз. И вот он всю дорогу хочет поддать, а старший дворник с тёщей ему не дают:

— Работать надо!

И он на этих работах всяких день и ночь. Мне запомнилось: пришёл он как-то домой, протягивает деньги старшему дворнику, а та ему в рожу их кидает. Мало, мол, принёс. На пиво потратился по дороге или на что там. А меня ж Владимир Ильич не зря предупреждал. Меня тогда вообще было не сдержать. Я как всё это увидел, чуть в рожу ей сразу не дал. Старшему дворнику.

И потом, у меня ничего же своего. Вот только, что мне дали на Кубе — гражданское платье это. Только оно, и больше ни хера: ни мыла, ни зубной щётки, ни тапочек — ничего у меня нету. Сто восемьдесят рублей своих — те уже или на подарки спустил, или пропил, или отдал.

Вначале радовался, что ванна есть в квартире. Я же никогда в жизни с ванной ещё не жил, а полоскаться очень люблю. И вот залезу в ванну, а мыло не моё, и больше десяти минут занимать нельзя — совмещённый санузел. И тут никакой радости.

Я не понимаю: так что же это? Как же это так? В армии, что ли, лучше было?

В общем, ничем хорошим это не кончилось. И трёх месяцев, наверное, не прожил на Пушкарской. Выставили меня из этой квартиры. А я и рад уже был уйти.

Вот и вся тебе Куба. Говорю: чемоданчик остался, который я в военторге купил перед отправкой.

А, ну да. Ещё характеристику мне дали, когда демобилизовывали: «За время нахождения в командировке за границей проявил себя» — и так далее. В общем, хвалебная всякая херня. Как я понял, стандартная — всем выдавали. Кроме тех, которые совсем уж были разъебаи.

Потом, когда я хотел в техникум радиотехнический поступить на Гривцова, вспомнил про эту характеристику. Я же им отметки из училища принёс, а там написано: «отчислен за нарушение дисциплины». Те, в техникуме, сразу меня завернули. «Иди отсюда, у нас своего хулиганья хватает». И вот я хотел эту характеристику им показать: мол, я герой, а не хулиган! А я же её в военкомат сдал, когда в Ленинград приехал. И военкомат мне её обратно на руки не выдаёт. Так и не поступил я в этот техникум.

Зато в другой раз Куба меня спасла.

Я уже на сталепрокатном заводе тогда работал. С Женькой раздельно жил. И вот договорился с ней на свидание, а она притащила следователя с милиционером. Они меня за жопу сразу: где работаешь? Почему денег на ребёнка мало даёшь? Привели меня в ментовку на Петроградской.

И вдруг меня там из ментов узнаёт один! Я же на Кубе всё время начальником караула был. И как-то этого парня там третировал, в карауле.

Он скалится:

— Ооо, блядь. Кто у нас в задержанных-то.

А в это время как раз во Вьетнам набирали добровольцев. Обещали четыреста рублей сразу каких-то подъёмных и, помню, оклад шестисотрублёвый. И я как раз подал заявку уже в военкомат:

— Я, — говорю, — зенитная артиллерия. На Кубе служил. Желаю ещё одну революцию защитить!

Ну, и тут, в ментовке, я сразу начал выёбываться:

— Да хули вы мне? Я во Вьетнам уже еду!

Мол, я с империалистами биться буду, а вы все говно. И не хер мне тут с алиментами.

В общем, мент этот шустро справки про меня навёл в военкомате. Поставил их в известность о моём моральном облике. И мне потом из военкомата прислали извещение: «Больше не приходи».

Короче, обошлось без Вьетнама.

Меня бы и так, наверно, не взяли. Но всё-таки…