Сергей Яров - Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941 —1942 гг.

Люди не сразу становились такими. Но изучая любую историю блокадной смерти, нельзя не заметить последовательность проявления одинаковых для всех признаков распада — даже у самых стойких. Блокадный человек подтачивался и с ошеломляющей быстротой и постепенно, исподволь – все зависело и от его жизненных условий, часто менявшихся, и от присущей ему силы сопротивления.

Самыми характерными приметами распада нравственных норм в «смертное время» являлись обман, воровство, грабеж и мародерство. Чаще всего обманывали на импровизированных рынках [155] Интервью с А. Н. Цамутали // Нестор. 2003. № 6. С. 263; Жилинский И. И. Блокадный дневник // Вопросы истории. 1996. № 5–6. С. 18 (запись 30 декабря 1941 г.). . Схема обмана была традиционной: предлагались на продажу или обмен суррогаты, по внешнему виду похожие на натуральные продукты. Так, вместо конфет могли продать мастику, вместо масла олифу, вместо манной крупы – «состав, из которого делался клей»; «химический продукт», по выражению одного из блокадников, был, собственно главным объектом этих мошеннических операций [156] Интервью с С. П. Сухоруковой // Нестор. 2003. № 6. С. 177; Ковальчук В. М. 900 дней блокады. С. 74; Стругацкий А. Дневник. С. 34 (Запись 27 декабря 1941 г.). . Впрочем, варианты могли быть самыми неожиданными – о них сообщалось даже в сводке германской службы СД, составленной весной 1942 г. [157] Выдержка из доклада СД об обстановке весной 1942 года // Звезда. 2005. № 9. С. 182. .

Были и более запутанные и драматические истории. В. Инбер рассказывала, как одна «аферистка», выследив мать и дочь в очереди, познакомилась с ними, «втерлась в доверие» и обещала устроить дочь судомойкой в военном госпитале: «Взяла у девочки обе карточки, ее и матери, за весь месяц и сорок пять рублей денег, взятые матерью у кого-то взаймы. Все это якобы для выкупа продуктов. И тут же в темноте исчезла» [158] Инбер В. Почти три года. С. 191 (Дневниковая запись 3 февраля 1942 г.). . Это, видимо, было последнее, что они имели [159] «Мать раздирающим… голосом все повторяла: „Люля, Люля, что ты со мной сделала! Ты меня живую в гроб уложила!“А Люля, судорожно прижимая муфточку к груди, глядя в одну точку, шептала: „Какая ночь предстоит“(Там же). , и «аферистка», выманивая и жалкие по тогдашним рыночным меркам 45 рублей, несомненно знала об этом.

Существовали и более «легальные» приемы обмана, например, обвешивание в булочных и магазинах. Продавцам быстрее удавалось обмануть покупателей, когда хлеб выдавался сразу по нескольким карточкам и хищение его было не так заметно [160] См.: Змитриченко А. О. [Запись воспоминаний] // 900 блокадных дней. С. 93. .

B. Базанова, не раз обличавшая в своем дневнике махинации продавцов [161] Базанова В. Вчера было девять тревог… С. 128 (Дневниковая запись 5 ноября 1941 г.). , подчеркивала, что и ее домработницу, получавшую в день 125 г хлеба, «все время обвешивают грамм на 40, а то и на 80» [162] Там же. С. 129 (Дневниковая запись 8 декабря 1941 г.); о фактах обвешивания покупателей и последующем обмене похищенного хлеба на антикварные вещи см.: Павлов Д. В. Ленинград в блокаде. Л. 1985. C. 174. В информационной справке, составленной Приморским РК ВЛКСМ, отмечалось, что комсомольские контрольные посты обнаружили «ряд недовесов 5-10 гр. в магазинах № 6, 50, 56» (Информация Приморского РК ВЛКСМ Ленинградскому ГК ВЛКСМ. 15 января 1942 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. К-118. On. 1. Д. 78. Л. 5). – она обычно выкупала хлеб для всей семьи [163] Ср. с записью в дневнике И. И. Жилинского: «В магазине нас… 2-й раз обвесили на хлебе: первый раз меня на 102 гр., а теперь Олю на 133 гр.» ( Жилинский И. И. Блокадный дневник // Вопросы истории. 1996. № 5–6. С. 27 (Запись 16 января 1942 г.); см. также запись 18 января 1942 г. (Там же. № 7. С. 7). . Продавцам удавалось и незаметно, пользуясь слабой освещенностью магазинов и полуобморочным состоянием многих блокадников, вырывать из «карточек» при передаче хлеба большее количество талонов, чем это полагалось. Поймать в таком случае за руку их было сложно [164] См. дневник А. И. Винокурова: «Нередко какая-нибудь женщина целый час стоит в очереди и, передав продавцу карточку, узнает, что продовольствие по ней… получено. Обычно в таких случаях начинается плач или поднимается крепкая ругань, сопровождаемая взаимными оскорблениями… Продавщица стремится уверить, что талоны израсходованы покупательницей или ее родственницей в какой-нибудь столовой» (Блокадный дневник А. И. Винокурова. С. 254 (Запись 17 марта 1942 г.)). .

В чем-то схожими были манипуляции с «карточками» в больницах и госпиталях. Они обнаруживают столь же простую схему обмана. Так, В. В. Враская, забрав дочь из больницы «в самом заморенном виде» 6 ноября 1941 г., увидела, что из ее «карточки» (она сдавала ее врачам, пока ребенок лечился) вырвали «праздничный» талон для детей за 7 ноября. В. В. Враская добилась справедливости, только дойдя до главного врача [165] Враская В. Б. Воспоминания о быте гражданском в военное время: ОР РНБ. Ф. 1273. Л. 17. См. также воспоминания М. Н. Фетинг о том, как жил ее ребенок в детском саду: «Когда мой сын заболел, его положили в изолятор, в котором полагалось усиленное питание… Когда я его навестила через несколько дней, я увидела, что он не стоит… очень слаб. Я его спросила, что он кушал. Он ответил, что ему и другим детям в изоляторе доктор не разрешил давать еды. Я поняла, что… их паек съедала медицинская сестра!» (Воспоминания Марии Николаевны Фетинго войне и блокаде Ленинграда // Испытание. С. 125. . Воровство в больничных учреждениях видимо было явлением распространенным. Недаром так сильно желали устроиться в них на любую должность и даже не скрывали тех выгод, которые это сулит в будущем. Во время проверки в феврале 1943 г. выяснилось, что в больницах им. Нахимсона и К. Либкнехта ежедневно «столуются» 6–8 медицинских работников. Схема махинаций была немудреной: своих «карточек» они не сдавали в столовую, а питались за счет больных [166] Ленинград в осаде. Сборник документов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. 1941–1944. СПб., 1995. С. 253. . Стоит предположить, что этот обычай возник не в феврале 1943 г., а ранее. Акты проверки госпиталя № 109 показал, что речь идет не о крохах хлеба и остатках с тарелок. Больные недополучили в декабре 1942 г. 22,7 % жиров, 49 % картофельной смеси, 9 % овощей, 50 % чая [167] Там же. .

Пытались «объедать» даже детей в ДПР (детских приемниках) и детдомах, хотя, возможно, такие случаи являлись единичными. Прямых свидетельств почти нет, а косвенные (они имеются, хотя их тоже немного) [168] См. дневник Л. К. Заболотской: «Зина и Маруся (когда Маруся работала поваром в детдоме) приобрели много хороших вещей за хлеб, например, ручные часы за 1 кг хлеба» (Заболотская Л. К. Дневник // Человек в блокаде. С. 131). не всегда являются надежными. Контроль здесь, очевидно, был более строгим. Как вспоминал Л. Ратнер, достаточно было детям поднять крик, увидев, как «старуха-воспитательница» для себя «с быстротой фокусника стала ложкой сбрасывать что-то с каждой тарелки» [169] Ратнер Л. Вы живы в памяти моей. Воспоминания блокадного мальчика // Нева. 2002. № 9. С. 149. – как ее уволили: быстро, без шума, без угроз отдать под трибунал и публикаций в газете о расстреле за воровство. В другом детдоме решили уволить воспитательницу, принятую на работу всего лишь три дня назад. До этого она, видимо, сильно голодала и не могла терпеть и поступать так, как иные опытные служащие детских домов: «…Разнося пищу детям, с подноса рукой взяла кашу и в углу ела» [170] Миронова А. Н. Дневник. 3 марта 1942 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 11. Д. 61. Л. 12. . Примечательно, что во всех этих случаях «разоблачителями» выступали сами дети.