Сергей Яров - Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941 —1942 гг.

Хищения же в общественных и ведомственных столовых стали притчей во языцех [171] Как подчеркивалось в информационной сводке оргинструкторского отдела Ленинградского горкома ВКП(б) 26 марта 1942 г., нарушения, в частности, были отмечены в столовой фабрики им. К. Цеткин («обманывались столующиеся, были случаи воровства») и столовой № 12 Кировского района («нередки случаи недовеса первых и вторых блюд»): ЦГАИПД СПб. Ф. 25. Оп. 2. Д. 4464. Л. 68. . С этим, похоже, отчасти примирились и руководители города. Говоря о том, что «в общественное питание идет столько народа работать, что отбоя нет», А. А. Кузнецов советовал воспользоваться этим, чтобы отбирать для работы здесь «самых лучших», не заметив, сколь двусмысленно обоснован этот призыв: «…Потому что вопрос питания очень острый» [172] Протокол заседания Бюро Ленинградского горкома ВКП(б) 10 апреля 1942 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. 25. Оп. 2. Д. 4464. Л. 11. . Даже в столовой Союза писателей и не в очень голодные времена (в сентябре 1941 г.) обнаружилась «панама», по выражению Э. Голлербаха: «Отпускалось по 100 г хлеба и мясные продукты без карточек, между тем столовая отбирала у обедающих хлебные и мясные талоны» [173] Голлербах Э. Из дневника 1941 года // Голоса из блокады. С. 185. О случаях обворовывания посетителей в столовых имеются и другие свидетельства (Мансветова Н. В. Воспоминания о моей работе в годы войны // Отечественная история и историческая мысль в России XIX–XX веков. СПб., 2006. С. 557; Краков М. М. Дневник. 5 мая 1942 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 11. Д. 53. Л. 21). . Воровали и в столовых для детей и подростков. В сентябре представители прокуратуры Ленинского района проверили бидоны с супом на кухне одной из школ. Выяснилось, что бидон с жидким супом был предназначен для детей, а с «обычным» супом – для преподавателей. В третьем бидоне был «суп как каша» – его владельцев найти не удалось [174] Разумовский Л. Дети блокады. С. 15. . И в столовой, где обслуживались учащиеся 62-го ремесленного училища, был тоже отмечен «ряд фактов обмера, обвеса в хлебе» [175] Информация Приморского РК ВЛКСМ Ленинградскому ГК ВЛКСМ. 15 января 1942 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. К-118. On. 1. Д. 78. Л. 5. .

Обмануть в столовых было тем легче, что инструкция, определявшая порядок и нормы выхода готовой пищи, являлась весьма сложной и запутанной. Техника воровства на кухнях в общих чертах была описана в цитировавшейся ранее докладной записке бригады по обследованию работы Главного управления ленинградских столовых и кафе: «Каша вязкой консистенции должна иметь привар 350, полужидкая – 510 %. Лишнее добавление воды, особенно при большой пропускной способности, проходит совершенно незаметно и позволяет работникам столовых, не обвешивая, оставлять себе продукты килограммами» [176] 900 героических дней. С. 267. «Многочисленные факты обвеса, повышения против стандарта влажности вторых блюд» отмечались и в постановлении Ленинградского горкома ВКП(б) 10 апреля 1942 г. (Протокол заседания Бюро Ленинградского горкома ВКП(б). 10 апреля 1942 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. 25. Оп. 2. Д. 4464. Л. 35). См. также запись в дневнике М. М. Кракова о выдаче блюд в столовой «повышенного питания»: «Сытно, питательно. Вкусно! Но крадут – 15–20 %» (Краков М. М. Дневник. 5 мая 1942 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 11. Д. 53. Л. 21); сообщение председателя Выборгского райисполкома А. Я. Тихонова о посещении стационара: «Придешь, спросишь – как кормят? Отвечают: „Ничего, да мало дают. Обворовывают“ и начинают рассказывать, что обвешивают, не додают столько-то граммов… Давали масло, так просили, чтобы эти 10 гр. масла давали кусочком на хлеб… потому что когда кладут это масло в каши, то обворовывают» (Стенограмма сообщения Тихонова А. Я.: НИА СПбИИ РАН. Ф. 332. On. 1. Д. 123. Л. 28 об.). . Случаи обвешивания скрыть было труднее, но они также не являлись исключением – особенно в столовых школ и детсадов, не говоря уж о яслях. Официальные проверки, вероятно, обнаруживали лишь верхушку айсберга. Проводились они не каждый день, не всегда скрупулезно и далеко не во всех столовых. И, скажем прямо, бывало, что проверяющих кормили на тех же обследуемых ими кухнях. С этим злом бороться было тем сложнее, что многие, в том числе и люди, горячо протестовавшие против хищений, честные и порядочные, готовые помочь в беде другим, не всегда могли устоять перед соблазном получить лишнюю порцию еды. Один из них, например, пытался через знакомую работницу столовой приобрести съестное: «… Вчера было очень удачно. Я все же дипломат. Хотя не Литвинов, но…» [177] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 11. Д. 59. Л. 13 об. . Другую блокадницу назначили заведующей стационаром, где питались «дистрофики»: «Может быть, что-нибудь выйдет в части подкормления», – записывает она в дневнике [178] Цит. по: Будни подвига. С. 54. . В семье педагогов решали как продержаться в трудное время: «План был такой. Мама, например, устроится, может быть, работать в детдом» [179] Дневник Миши Тихомирова. С. 57 (Запись 23 марта 1942 г.). . И так было везде. Почти каждый был хотя бы однажды кем-то облагодетельствован – военнослужащими, работниками столовых, госпиталей, больниц, партийных и комсомольских комитетов и государственных органов, детских учреждений, складов, пекарней, булочных, кондитерских и табачных фабрик.

Брали, не спрашивая себя, откуда это взялось – то оправдываясь, что еда нужна для детей и истощенных родных, а то и без всяких извинений, потому что не могли дальше терпеть голод.

Еще одним признаком размывания этики являлись грабежи квартир. Это облегчалось тем, что многие из них пустовали – их хозяева либо эвакуировались, либо все погибли. Грабежи, по свидетельству З. С. Лившиц, приняли «чудовищные размеры».

Грабили не только чужие квартиры. Случаи воровства отмечались и в общежитиях, институтах; один из рабочих, убиравших бомбоубежище, украл из находившегося там сейфа даже «неприкосновенный запас» детского сада – галеты [180] Горышина Т. Ради жизни // Нева. 1999. № 1. С. 192; Зеленская И. Д. Дневник. 18 ноября 1941 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 11. Д. 35. Л. 33 об.; Якушев В. И. Из воспоминаний о жизни в блокадном Ленинграде // Краеведческие записки. Исследования и материалы. Вып. 7. СПб., 2000. С. 295. . О. Гречина вспоминала, как врач, выписывая рецепт для больной матери в соседней комнате, унес оттуда почти все леденцы [181] Гречина О. Спасаюсь спасая. С. 234. . Перечень похищенного имущества нередко определялся нищенским блокадным бытом. Воровали, конечно, и ценные вещи, и одежду, но чаще всего дрова [182] Хрусталева Н. Воспоминания о четырехлетней девочке // Нева. 1999. № 1. С. 205; Зеленская И. Д. Дневник. 23 января 1942 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 11. Д. 35. Л. 56 об.; Кондакова Е. А. [Запись воспоминаний] // 900 блокадных дней. С. 124; Лившиц З. С. Дневник. Цит. по: Будни подвига. С. 54 (Запись 22 марта 1942 г.). Одна из блокадниц рассказывала, как оберегала дрова, вынесенные из подвала: «Я побежала во двор, опасаясь, что на наши дрова найдутся желающие… Перетаскивать поленья по одному означало на какое-то время потерять остальные из виду. Оставалась одна возможность — передвигать всю кучу, перекатывая поленья» ( Максимова Т. Воспоминания о ленинградской блокаде. С. 43). . Расхищали и личные библиотеки, иногда прямо на развалинах разбомбленных домов [183] См. материалы архивных документов о приобретении ГПБ бесхозных библиотек (Публичная библиотека в годы войны. С. 289, 298, 300, 303, 307); письмо Н. К. Чуковского К. И. Чуковскому. 3 апреля 1942 г. (Чуковский Н. О том, что видел. М., 2005. С. 606). – и не только для растопки печей, но также из-за возможности выгодно сбыть книги: спрос на них не исчезал даже во время блокады. Во время пожара в Гостином дворе задержали несколько десятков человек, у них отобрали одеколон, мыло, зубной порошок [184] Стенограмма сообщения Короткова В. В.: НИА СПбИИ РАН. Ф. 332. On. 1. Д. 69. Л. 20. . Воровали и те, кого посылали разбирать завалы, в частности, «ремесленники». «После этих раскопок один мальчик притащил галоши», – сообщал замполит школы ФЗО В. П. Былинский [185] Стенограмма сообщения Былинского В. П.: Там же. Д. 22. Л. 5. . Это происходило у всех на виду – что же говорить о тех случаях, когда не удавалось проследить за каждым.