Сергей Яров - Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941 —1942 гг.

Помощь друзьям была разнообразной. Как это обычно бывает, она во многом обуславливалась «связями» тех, кто оказывал поддержку, и возможностями, которыми они обладали. Во многом, но не во всем. Всегда ведь имелась возможность отвернуться, не заметить, обмануть, оправдаться, уклониться – но чувство сопереживания нередко оказывалось сильнее. Трудно сказать, все ли делали для друзей, что могли. Те, кого спасали, рады были любому подарку, тем более неожиданному. Требовать большего, жаловаться на того, кто делился, выяснять, был ли он искренен, подозревать его в скупости означало нарушить правила такта и выглядеть неблагодарным. Никто не хотел, чтобы его воспринимали таким – ни тогда, ни позднее. Отсюда и сдержанность в описаниях подробностей, и стремление преувеличить значение помощи.

Но речь шла не только о хлебе. Помогали обессилевшим дойти до дома или до столовой, хотя чаще всего это происходило, если встречи на улице были неожиданными или пути людей почти совпадали. Помещали в стационары и госпитали, записывали в списки эвакуируемых из города, устраивали на «хлебные» должности (в частности, медсестер). Детей, чьи родители слегли от голода и давно уже не вставали с постели, отводили в детский дом. Приносили ведомственный «бескарточный» обед, «отоваривали» продуктовые талоны, помогали нести тяжелые вещи и воду, советовали, как воспользоваться льготами, писали жалобы «на верх» о нарушении прав, приглашали помыться в квартиры, где еще имелась теплая вода [1153] Шкроева Е. П. Искусство сражающегося народа // Без антракта. С. 139; Алексеев А. С. [Запись воспоминаний] // 900 блокадных дней. С. 21 ; Михалева Н. Л. Дневник. С. 304 (Запись 5 марта 1942 г.); Глинка В. М. Блокада. С. 178; Ползикова-Рубец К. Они учились в Ленинграде. С. 65; Смирнова (Искандер) А. В. Дни испытаний. С. 197; Инбер В. Почти три года. С. 194; Хрусталева Н. Воспоминания о четырехлетней девочке // Нева. 1999. № 1. С. 205; Динаров 3. Блокадное эхо // Голоса из блокады. С. 378; Тарасенков А. Из военных записей. С. 20; Логинова Т. [Запись воспоминаний] // 900 блокадных дней. С. 58; Лихачев Д. С. Воспоминания. С. 492; Фруменкова Т. Г. Мы вышли из блокадных дней. Герценовский университет в годы Великой Отечественной войны. СПб., 2005. С. 156. . Один из блокадников, инженер, по просьбе друга даже осмотрел подвал его дома и сообщил, что во время бомбежки безопаснее стоять у лестницы [1154] Кулябко В. Блокадный дневник // Нева. 2004. № 1. С. 217 (Запись 14 сентября 1941 г.). – впрочем, это редкость, но ведь почти каждая из рассказанных блокадниками историй содержит нечто уникальное.

Делились блокадники с друзьями и самым ценным, что у них имелось – продуктами.

Это могли быть черные сухари, сахар и даже деликатесы – сыр и вино [1155] Павлушкина А. Г. Записки военного врача // Будни подвига. С. 120; Лихачев Д. С. Воспоминания. С. 454, 466; Кривободрова Е. Великие уроки // Память. С. 347; B. C. Люблинский – А. Д. Люблинской. 22 ноября 1941 г. // В память ушедших и во славу живущих. С. 216. О том, как делились продуктами с друзьями, см. также: Остроумова-Лебедева А. П. Автобиографические записки. С. 221; Никитин Ф. М. Из записок фронтового актера (июль 1941—январь 1942) // Без антракта. С. 35. . Делились едой со своими друзьями и дети – рассказы об этом особенно трогательны [1156] См. воспоминания Р. Малковой: «Я подружилась с одной девочкой в школе, и я стала ходить к ней и она другой раз давала мне есть хряпу и отруби» (Махов Ф. «Блок-ада» Риты Малковой. С. 225; воспоминания И. Балашовой (Маликовой): «Увидела свою маленькую подружку Нину. Она протянула мне небольшой сверток… В свертке оказался кусок белой булки, обильно намазанной сгущенкой» (Испытание. С. 54). . Когда (что было редким) отдавали целую буханку хлеба, ее тоже можно было счесть деликатесом [1157] См. Уствольская Н. М. Воспоминания ленинградки // Труды Государственного музея истории Санкт-Петербурга. Вып. 5. С. 89. . Говорить о том, что это стало проявлением лучших человеческих качеств, необходимо, но каким бы ни был щедрым человек, он не мог, конечно, вырвать кусок хлеба из рук своих детей, умирающих от голода. Перечень таких продуктов – это, разумеется, и реестр возможностей каждого из друзей.

«Посетил меня сегодня мой друг Петр Евгеньевич, принес горсть овсяной муки для киселя, а Иван Петрович принес три кильки», – перечисляет А. П. Остроумова-Лебедева в своем дневнике новогодние подарки [1158] Остроумова-Лебедева А. П. Автобиографические записки. С. 221 (Дневниковая запись 1 января 1942 г.). . Чаще всего приношения и были такими малыми: луковица, суп – «вода с плавающими в ней черными листьями капусты» [1159] Там же. С. 262; Новиков В. Н. Дневник. С. 216 (Запись 3 мая 1942 г.). . И содержали они весь набор блокадных суррогатов. Л. А. Тихонова вспоминала, как отец ее школьной подруги отдал ей осколки костяных пуговиц – ему выдавали их на заводе, для того чтобы варить суп [1160] Тихонова Л. А. [Запись воспоминаний] // 900 блокадных дней. С. 249. . Ничего другого у него не было: он умер от истощения через неделю.

Костяные пуговицы он подарил, узнав, как она голодает с сестрами и малолетним братом после смерти матери. Все было в блокадную зиму – и жестокость, и корысть, но как примечательно это первое, стихийное, благородное движение. Все страдают, но есть и такие, чья мера мучений стала непереносимой, и не утешить их нельзя – это правило не исчезло и в «смертное время». И понимали, что не все из друзей прямо решались просить о поддержке. Помогали без просьб [1161] См. воспоминания Д. Молдавского: «Старуха нянька, вырастившая меня, Пелагея Семеновна Волобуева, иногда приходила к нам, чтобы попытаться впихнуть мне маленький кусочек сахара, где-то выменянный, где-то купленный» (Молдавский Д. Страницы о зиме 1941-42 годов. С. 355; воспоминания А. Гордина: «…Приходил Коля Басин, наш старый друг….спрашивал, не надо ли чем-нибудь помочь, обещал привезти немного дров» (Голоса из блокады. С. 473). – может быть, и не всегда щедро, но ведь это тоже должно быть оценено.

«Если бы я его не встретила на улице…не узнала бы: худой, грязный, голодный, шинель висит на нем, как сарафан», – описывала своего друга в дневнике А. Н. Боровикова [1162] Боровикова А. Н. Дневник. 15 января 1942 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 11. Д. 15. Л. 101. . И ни о чем не надо было его спрашивать: «Я свела его в столовую, где ему дали супу без хлеба». И увидела она то, о чем догадывалась: «Скушал он две порции без хлеба с жадностью» [1163] Там же. .

«Оля! Я достану тебе кусок хлеба и еще достану», – сообщал в записке О. Берггольц один из ее друзей в ту пору, когда она, беременная, истощенная оказалась на краю бездны [1164] Фадеев А. Ленинград в дни блокады (Из дневника). С. 133. . С Л. П. Галько поделились горстью ячменя, увидев, как страшно изменилась его жена: она опухла «с ног до лица» [1165] Из дневника Галько Леонида Павловича. (Запись 18 января 1942 г.). . У Т. Нежинцевой в апреле 1942 г. умер муж: «В эти горькие дни меня навестил Всеволод Азаров, принес буханку хлеба» [1166] Нежинцева Т. Расскажу о своем муже. С. 344. . Артистка А. В. Смирнова отнесла своему другу – «дистрофику», лечившемуся в стационаре, «немного махорки и что-то из продуктов» [1167] Смирнова (Искандер) А. В. Дни испытаний. С. 196. .