Сергей Яров - Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941 —1942 гг.

Приход этих гостей иногда вызывал досаду, но отказывали им редко. Делились обычно суррогатами, а когда одаривали «натуральными» продуктами, почти каждый из блокадников подчеркивал их сугубую скудость [1181] См. воспоминания Т. Максимовой: «Мама предложила гостю кипятку из самовара и достала единственную у нас в тот день еду —2 блокадные конфеты, смесь мякины с сахарином, каждая весом в 5–7 грамм» (Максимова Т. Воспоминания о ленинградской блокаде. С. 39). . И редко кого из друзей бросали в беде, хотя говорить о полноценной помощи им не приходится. Откликаясь на просьбы, люди постепенно преодолевали свое безразличие, пристальнее и сердечнее вглядывались в тех, кто оказался у последней черты. Сердились на себя за неуместную щедрость, готовы были даже отступить — и продолжали помогать. В том упорстве, с которым боролись за жизнь друзей, есть чтото неброское, пожалуй, и рутинное. Его порой трудно понять, но в нем всегда проявляется высота духа и сила сострадания. Яркий пример этого – дневник Л. А. Ходоркова.

«Позвонил Сашка. Просил помочь. Позвонил, что придти не может, ноги не слушают. Был у него 28/XII, принес поесть. Еще два-три дня – умер бы. Как его спасти… Сашка страшен…

4/1-42…Вечером иду к Сашке. Несу покушать. Темно, иду с трудом. Промок весь.

Отдыхал у него час. Не было сил идти на станцию. Кажется, спасу…

7/1-42. На попутной машине завез Сашке каши, хлеба, котлет из конины. Ему лучше.

Пытался даже выйти на улицу. Правда безуспешно.

… 10/1-42. Сегодня был у Сашки. Отвез немного поесть. Попал под артиллерийский обстрел. Саша очень плох…

18/1-42. Был у Сашки. Принес ему поесть. Вернулся без сил. Еле дошел.

29/1-42…Сегодня был у Сашки. Завез кушать. Очень плох… 9/II-42. Сегодня уехал Сашка. Не зря делился едой» [1182] Ходорков Л. А. Материалы блокадных записей: РДФ ГММОБЛ. Оп. 1-р. Д. 140. Л. 10–13. .

Так, без пафоса, скупо и деловито, даже монотонно, описано это чистейшее проявление человеческого милосердия.

Блокадный быт во многом сплачивал людей, объединяя и тех, кто до войны жил обособленно даже в коммунальной квартире, почти не интересуясь судьбами соседей. Это являлось неизбежным. Чаще всего стали встречаться на кухне, у печки, из-за холода могли сидеть здесь часами. Не всегда это было похоже на идиллию. «Теплых» мест не хватало, их старались занимать пораньше и не хотели уступать тем, кто из-за тесноты не смог сразу пробиться к печке [1183] Воспоминания Н. В. Ширковой // Архив Е. В. Шуньгиной. .

Именно здесь и велись долгие беседы обо всем. Узнавали новости, выясняли, кто погиб, а кто уцелел, где и что можно купить или обменять. И нескончаемыми являлись разговоры о том, что ели в прошлые годы, с перечнем самых «аппетитных» яств – они столь же прочно удерживали людей рядом друг с другом, как и потребность в тепле [1184] См. Григорьев В. Г. Ленинград. Блокада. С. 42. . Во время обстрелов жильцы старались уходить из комнат в коридоры и на лестницы – почему-то они считались более безопасными. Здесь утешали, ободряли, наставляли и даже читали детям соседей сказки [1185] Ильин И. От блокады до победы. С. 178; Ратнер Л. Вы живы в памяти моей. С. 141. . И обязательные дежурства также сплачивали блокадников. «Все в доме перезнакомились во время дежурств и все разговаривали о том, где достать продуктов. На дежурстве я познакомилась с женщиной, которая мне предложила спать с детьми в комнате первого этажа окнами во двор», – вспоминала 3. Лихачева [1186] Рассказ 3. Лихачевой цит. по: Лихачев Д. С. Воспоминания. С. 465. .

Иногда даже приходили жить к соседям. Причин было много – это и голод, и холод, и одиночество, и желание уйти из комнат, где лежали трупы родных. Нам не всегда ясны мотивы тех, кто пускал к своему очагу. О корыстности таких действий никто не говорит, хотя, конечно, труднее было выстоять в одиночку. Моральные правила поддерживались во всех этих обусловленных стремлением выжить связях малознакомых и совсем незнакомых людей. «Оживлялись» они добрым советом, напутствием, предложением посильной помощи.

И приобретение хлеба для соседей являлось одновременно и способом выживания, и средством поддержания нравственных заповедей. Помогали тем, кто заболел или слег, кто из-за слабости не мог далеко ходить [1187] Воспоминания М. Я. Бабича цит. по: Адамович А., Гранин Д. Блокадная книга. С. 46; Интервью с В. Г. Григорьевым. С. 104; Кулябко В. Блокадный дневник // Нева. 2004. № 1. С. 214, 221; Волкова Л. А. [Запись воспоминаний] // 900 блокадных дней. С. 79. . Нередко соседи сменяли друг друга во время долгих стояний в очередях [1188] Ползикова-Рубец К. Они учились в Ленинграде. С. 83 (Дневниковая запись 27 января 1942 г.); Рейхерт Л. Мать и нас двое. С. 414. . Здесь и упрочались чувства сострадания и солидарности с голодными людьми. Естественное для человека желание удивить других, услышать их восторженную благодарность наблюдалось иногда и в тех случаях, когда «очередникам» удавалось неожиданно купить хлеб на всех или узнать о радостных новостях. «Стук в дверь и та идет прямо в нашу комнату, не заходя в свою», – вспоминал Л. Рейхерт о соседке, которой во время ее дежурства у булочной «повезло» [1189] Рейхерт Л. Мать и нас двое. С. 414. . И мать другого из блокадников, увидев, что увеличили паек, прежде всего пошла не к своим детям, а именно к соседям: «Вставайте скорее, идите в булочную, хлеба прибавили» [1190] Память о блокаде. С. 43. См. также: Стенограмма сообщения Ю. П. Маругиной: НИА СПбИИ РАН. Ф. 332. On. 1. Д. 149. Л. 21. .

Забота о сиротах тоже нередко ложилась на плечи соседей. Содержать их после смерти родителей они, конечно, не могли: слишком велик был груз. Но часто и не бросали беспризорных детей. Опекали, как могли [1191] Даев В. Г. Пинкевич, Зощенко и другие. СПб., 2000. С. 47; Котов С. Детские дома блокадного Ленинграда. С. 171, 193. В дневнике О. Р. Пето описана история семьи В. А. Кузнецова. Его жена попросила соседку, у которой жила (там было теплее), после ее смерти отвести детей в Октябрьский райсовет. Соседка так и поступила, положив в карманы пальто мальчиков «записки с именем и фамилией». Судьба семьи была трагичной: один из детей умер прямо в райисполкоме, а другой был эвакуирован, и отец потерял его следы (Пето О. Р. Дневник розыска пропавших в блокаду: ОР РНБ. Ф. 1273. Д. 51/2. Л. 81–82). См. также запись рассказа воспитанника детского дома Андронова о том, что произошло после смерти матери: «Меня забрала к себе соседка, вымыла меня в корыте, одела в чистое белье» (Цит. по: Раскин Л. Дети великого города. С. 70). , и нередко направляли в детские дома – либо отводили сами, либо передавали записки в райкомы комсомола. Оказывали они и другие добрые услуги. «По заявлению соседей к нам пришла комиссия и карточки восстановили», – вспоминала Л. А. Тихонова [1192] Тихонова Л. А. [Запись воспоминаний] // 900 блокадных дней. С. 249. . У нее в декабре 1941 г. умерла мать, а «карточки», по которым кормились она и ее младшие сестры и брат, были утеряны.