Эльхан Мирзоев - Мои останкинские сны и субъективные мысли

— Мне это неинтересно! — предсказуемо заскучал гендиректор «Останкино», когда Олег стал рассказывать о нормах ТК и ГК. — Я вас не понимаю. Как вы могли на такое пойти?!

Потом с надеждой посмотрел налево от себя — на Поповичева и штатских. Те молчали и с интересом нас разглядывали.

— Если все будут так протестовать из-за увольнения, то… — испугался и судорожно поёжился Шубин. — То… Это же… Вот, у меня тут были многочисленные увольнения. И что?! Протестовать им всем надо было, что ли?! Или вот у Евгения Владимировича (Поповичева — Э.М.) — уволенные у него милиционеры должны захватывать Останкино? Да, Евгений Владимирович?

Полковник не отвечал, и Олег помечтал вслух:

— Вот если бы все протестовали, то в России не было бы такого издевательства над Трудовым кодексом! Над законом!

— Я вас не понимаю! — повторил Шубин и задумался.

Он сомневался. Он не понимал!

Я повторяюсь, но главное, что тревожило тогда многих — на Первом канале, «силовиков», руководство ТТЦ, некоторых коллег — кто за нами стоит. В их системе координат — протесты, митинги, пикеты, голодовки могут быть только заказаны, оплачены своими или врагами. Вот, например, Михаил Шубин — он привык к другим способам жизнедеятельности. Обычный строитель, удачно втёрся в газпромовскую тусовку, которая его везде двигает — вот, сделал генеральным директором ФГУП «ТТЦ «Останкино. Вот это — да, успех. Это круто. Это умно. Благоразумно! «А этих ребят, — наверное, думал в тот момент удачливый тяжелодум, — или подговорили те, кто хочет моё место занять, на моём кресле сесть, или спецслужбы какие-то учения проводят! Но ведь не похожи! А чёрт его знает!»

— Я вас не понимаю! — повторил вслух Хозяин Останкино.

— Поверьте, на эту акцию мы пошли самостоятельно, — устал я от этих неприятных рефлексий. — Хотя… Можете верить, а можете — нет.

У начальника малодушно вздрогнули брови. Он осторожно стал подбирать к нам ключи. Начал с пряника.

— А вы знаете, кому вы обязаны мирным разрешением конфликта, а? Вот, — показал он рукой на сидевшего напротив полковника. — Это он удержал службу безопасности Первого канала от штурма!

— А они готовили штурм? — сыронизировал я — больше над собой, потому что вспомнил про «снайперов на крыше Останкино» и про свою нетвёрдость.

— Да, они хотели выломать дверь кувалдой.

— Ну, это у них не получилось бы, — засмеялся Олег. — Не прошли бы!

— А давайте вы не будете смеяться! — резко выпалил Шубин.

— А давайте вы, наконец, прямо скажете, что вы хотите от нас! — ещё резче и грубее отбился я.

Это тоже была проверка. Первая. Шубин пропустил выпад.

— Хорошо! Хорошо! — он миролюбиво поднял руки, раскрыв ладони без мозолей. — Давайте так. Про эту акцию — молчок! Никому!

— Как так?

— Ну, будут спрашивать, а вы говорите: «Никаких комментариев!» Не было, мол, ничего такого. Шутка чья-то. Ну, не комментируем и всё тут!

— И?

— И уладьте ваши разногласия с Первым каналом полюбовно. Извинитесь. Покайтесь!

— Что?

— Покайтесь!

— Но с нами никто не хочет разговаривать! — возмущенно выкрикнул Олег. — Эрнст не будет этого делать! Договариваться с нами! Как же!

Шубин уселся удобнее в кресле, приподнял подбородок и толкнул речь:

— Константин Львович Эрнст не такой человек! Многие о нём плохо думают. А он ведь такой… хороший. Прекрасный журналист! Прекрасный начальник! Один из лучших менеджеров в России. И очень добрый! Я думаю, ему тоже не нужна шумиха. Видимо, его подставили какие-то его подчинённые. Потому что сам Константин Львович Эрнст — справедливый! Вот и я думаю, он попытается с вами решить этот спор.

— Я в этом сомневаюсь, — прокомментировал я как последнюю мысль, так и всю речь Шубина.

— Так вы не согласны?

— Я не буду врать, если будут спрашивать о моей начавшейся акции.

И тут гендиректор ТТЦ попытался использовать кнут. А я устроил вторую проверку «Хозяину Останкино».

— Обещайте, что будете молчать!

— Если дам слово — должен буду сдержать. Такого слова я не дам!

— Вот, я вижу, что Эльхан не согласен, а с Олегом можно говорить серьёзно! — стал играть непутёвый дипломат-геополитик Шубин. — Эльхан, можешь вернуться! Иди, возвращайся туда — опять баррикадируйся и протестуй. Пусть с тобой служба безопасности разбирается…

— Мы с Вами уже на ты? — мягко спросил я, продолжая свою проверку.

И Шубин взорвался. Я дождался, наконец, когда он покажет своё лицо бурбона.

— Да вы меня не знаете! Если со мной захотите воевать, вам мало не покажется! Меня называют «Бульдозер». Я — Бульдозер! Потому что я всех крушу! Всех, кто у меня на пути стоит!..

«Да, Кристина Орбакайте тоже заявляла, что она когда-то была ёжиком — «хороший зверёк, но с иголочками», — подумал я. Но потом, ещё раз взглянув на Шубина и прочитав на лице главы ТТЦ невербально передаваемую им информацию, почему-то вспомнил про «Бульдозерную выставку» 74-го года в лесопарке Беляево — перед глазами промелькнула много раз описываемая картина «Бульдозер тащит повисшего на ковше художника Оскара Рабина». Что же им так эта машина нравится, а?..

— Послушайте, — позвал я его кротко — почти нежно.

А Шубин продолжал кричать — зычно, гордо. Под влиянием профессиональных, строительных реминисценций. Напоминая дурного прораба, который пытается впихнуть заказчику — мешая мольбу с угрозой — халтурный ремонт.

Тут подошла моя очередь.

— Послушайте! — теперь уже кричал я на него. — Вы слушаете, что Вам говорят?! Или Вы привыкли только к монологам?!

— Ой, ой, извините, извините, — вдруг, неожиданно, сломался «Бульдозер». — Да, да, да. У меня очень плохая привычка — я иногда заговариваюсь. Да, извините, не привык слушать людей. Мне это все говорят.

— Вы что — хотите нас испугать тут?! У меня есть право на протест. На голодовку. На суд, прокуратуру. На закон! Или Вы думаете это не для меня, а только для Вас?

Шубин быстро поменял условия — бульдозер превратился в шпаклёвку.

— Ладно! Ладно! — стал он тараторить. — Хорошо! Вы не будете говорить о том, что было внутри — про бензин, про баррикады. И лично я не буду иметь к вам никаких претензий. Поймите, то, что происходило в редакции — это же касается и ТТЦ. Получается — что два человека могут спокойно пройти в Останкино и устроить тут… Ну, сами понимаете…

— А если вы слово не сдержите? — поверил ему Олег.

— Во-первых, я же дал вам расписку. А во-вторых, я же мужчина! Я даю вам мужское слово. Мы же все мужики тут. Это вам не Первый канал. Вы там, наверное, таких мужиков не видели, как тут.

Почему-то Олег в ответ сказал следующее:

— А вы таких как мы ребят на Первом видели?! Да там одни п.д. расты или п.д. раствующие.

Эту мысль одобрили все. Даже противоположная сторона стола оживилась и закивала. А у одного из них лицо стало таким, словно он хотел выкрикнуть: «Я знаю! Я это знаю!»