Эльхан Мирзоев - Мои останкинские сны и субъективные мысли

«Штаб» нашей бригады находился в одной из огромных квартир на третьем этаже. Мы должны были заниматься её штукатуркой, но у нас пока не было даже инструментов. В такой же комнате по соседству был сортир. Когда-то здесь будет шикарная пятикомнатная квартира, а пока все рабочие с нашего этажа приходили сюда справлять большую и малую нужду и выкидывать мусор: хочешь — в гостиной, хочешь — в спальной или в детской, а хочешь — прямо в прихожей или на кухне. Прямо на пол. Ходить надо было как по минному полю. Такая месть пролетариата угнетателям.

В квартире напротив жила какая-то огромная семья из Средней Азии. Бегали, играли в классики веселые полуголые дети, женщины что-то готовили, стирали. Я заглядывал в дверь — ковры на полу, матрасы, одеяла, подушки, что-то даже на стене висело. Глава семьи, мне рассказали, работал не на стройке, а где-то на рынке торговал. Будет потом хвалиться, что в Триумф-Паласе квартиру снимал.

Как только Орузбай ушел, дядя Миша продекларировав: «Будут материалы, тогда подумаем», забаррикадировал изнутри входную дверь в «штаб». До полудня мы подремали, поговорили, попили чаю в емкостях из обрезанной пластиковой бутылки, опять подремали, ещё поговорили. Несколько раз нас окликали, но мы молчали.

Ежедневно рабочим выдавали по 50 рублей на питание. На весь день.

— Когда будут давать деньги, выйдем, — научил меня дядя Миша.

В обед пришёл Орузбай и сказал, что «на еду дадут завтра». Пошли с дядей Мишей в магазин рядом со стройкой. Он смущенно попросил у меня в долг 10 рублей.

— А что так мало-то?

— Хлеб надо нам купить? Я из дома целый мешок картошки привёз. Будем её на обед здесь кипятильником варить.

— Что на обед хлеб с картошкой? И все?

— Ну, ещё и чай есть. Сладкий.

Пришлось, несмотря на уговоры дяди Миши, накупить нам немного еды для нормального обеда. Ему было жалко неопытного «студента», тратящего в первый рабочий день свою «стипендию».

После обеда пошёл погулять по стройке. Это там, снаружи рабочие психологически подавлены незнанием языка и суетливой, надменной ко всем приезжим Москвой, а здесь «витал дух свободы». Тут был целый город со своими законами. Милиция и сотрудники ФМС на территорию стройки не заходили по договоренности с владельцами. У меня была ассоциация со строительством Вавилонской башни. Языки всего бывшего Советского союза. Мат в основном на русском. Одни что-то делали, другие ломали что-то уже сделанное другими, кто-то куда-то что-то тащил. На меня никто не обращал внимание. Вообще, у меня возникло ощущение, что в полную силу здесь никто не работал.

На балконе одного из этажей увидел пожилого мужчину. Подперев голову рукой, он с грустью смотрел куда-то в сторону Ленинградского шоссе.

— Извините, я здесь новенький. Первый день работаю, — прервал я его размышления, мельком глянув на индикатор записи камеры.

— Да? А кем работаете, молодой человек?

— Разнорабочим. Я ничего в строительстве не понимаю. Студент я.

— Не волнуйся. Здесь большинство ничего не умеет. Захочешь — научишься.

— Как так не умеют?

— А вот так. Сюда набирают людей, не имеющих нормальной специальности. Вот я — электрик. Я сам москвич. У меня стаж на городских стройках — тридцать лет, но постоянно до сих пор учусь чему-то. Ну и как я могу работать нормально, если другие не могут. Вот провёл электропроводку, ребята потом сделали штукатурку. Ага, ровно — значит, сойдет. А как сделано, будет ли также ровно через несколько лет — никого не волнует? Пришёл хозяин будущей квартиры и устроил скандал — разбирается в строительстве. Говорит: «Делайте заново». Ну, и наши начали ломать. Придётся и электрику мне заново делать.

Электрик-москвич отвернулся. Потом опять о наболевшем:

— По десять раз одно и тоже строят и ломают. Вот, смотри, — и показал с балкона на группу рабочих разрушающих готовую гранитную ограду у одного из подъездов (я на них ранее обращал внимание). — Вот сделали, не подумав. Теперь ломают. Второй раз уже. Вот так каждый день, в нескольких местах. Элитное жильё, блин, называется.

— А кто здесь в основном работает? Откуда?

— Больше трети — россияне из периферии. Москвичей единицы. Остальные — украинцы, белорусы, узбеки, армяне, молдаване. Таджиков очень много. Нормальных строителей здесь нет. Нормальный сюда не придёт, а если придёт — потом убежит. Остальные очень плохо работают. Я этих ребят, — показал он на группу рабочих из Средней Азии, — тоже не виню. Они работают сверх смены. За талон на еду. В унизительных условиях. Будет он в такую работу душу вкладывать? Нет, конечно…

— А несчастные случаи здесь бывают?

— Постоянно. Погибших — пять-шесть человек в месяц. Бывает и больше. Последней погибла молодая девушка-киргизка. Свалилась в шахту лифта.

— А почему?

— Технику безопасности никто не соблюдает. И никто от них и не требует.

— Это же уголовное преступление…

— О чём Вы говорите, молодой человек? Нет ничего такого. Здесь всё схвачено у них, у владельцев. Чтобы тело на родину отправить — земляки сами скидываются. Начальство даже не помогает. Здесь люди — как рабы. Если даже москвичам зарплату задерживают, не страхуют. Так что говорить об остальных. Вот закончу свои дела, получу деньги и уйду на другую стройку. Со мной здесь до сих пор трудовой договор не заключили. Все обещают и обещают. Драпать надо отсюда.

Я походил ещё по стройке, поснимал как криво клали кирпичи, как потолки в одном из коридоров площадки отделывали дешевым пластиковыми панелями. И вдруг заметил, что батарея в скрытой камере уже закончилась. Что отснялось и какого оно качества — неизвестно.

У нашего «штаба» стоял Орузбай.

— Ты где был?

— Заблудился я здесь…

— Иди Ване помогать.

Ваня страшно матерился. Потом стал материться и я. Нам с ним, как самым молодым, и ещё нескольким армянам из другой бригады дали задание очистить на одном из этажей квартиру, которая выполняла роль туалета. И было видно, что успешно выполняла эту роль уже несколько месяцев. Говорили, что через пару дней должна прийти, как сообщил Ваня, «какая-то богатая баба», хозяйка этих хором. Вот бригадиры и спохватились. Надо было квартиру очистить, а еще и проветрить.

Это была самая грязная работа за всю мою трудовую деятельность на НТВ, да и в жизни тоже. В обычной ситуации я бы послал кого угодно, предложи он мне делать такое. Но я ещё не всё отснял, что мне надо было для репортажа — даже не знал, какого качества видео у меня уже есть. «Ничего, надо в жизни всё пережить. А кто-то этим каждый день занимается. А в Сомали еще хуже живут!» — так я себя успокаивал, работая то штыковой лопатой, то совковой, а иногда еще и ломом. Вообще, я был уверен, что мы и за месяц не уберём в той квартире. Но к семи часам вечера всё закончили.