Кирилл Кожурин - Протопоп Аввакум. Жизнь за веру

В описании своего путешествия в Московию посланник германского императора Максимилиана II Ханс Кобенцль пишет: «Московитяне в делах веры более нас преданы обрядам: перед монастырями, церковью, изображением святого креста они никогда не забывают трижды перекреститься и произнести “Господи, помилуй”. Приближаясь к церкви, в которой совершалось богослужение, они никогда не проходили мимо, но входили и слушали обедню… Во всех делах своих московитяне весьма религиозны, не выходят из дома, не сотворив трёх поклонов, не оградив себя крестом и не произнеся трижды: “Господи, помилуй”. Они и в разговор вступают не прежде, как совершив всё это» .

А вот свидетельство архидиакона Павла Алеппского: «Мы вышли из церкви только в двенадцатом часу. Мы умирали от усталости, ноги наши подламывались от беспрерывного стояния с раннего утра до вечера. Но мир Божий да почиет на мирянах, мужчинах, женщинах, детях и девушках за их терпение, стояние и твёрдость с раннего утра до сих пор!.. Вещи, достойные изумления! Каких удивительных обычаев и поразительных подвигов мы были свидетелями среди этого народа! Что за крепость в их телах и какие у них железные ноги! Они не устают и не утомляются. Всевышний Бог да продлит их существование!» И ещё: «Подлинно, это народ истинно христианский и чрезвычайно набожен, ибо, как только кто-нибудь, мужчина или женщина, заболеет, то посвящает себя Богу: приглашает священников, исповедуется, приобщается и принимает монашество, что делали не только старцы, но и юноши и молодые женщины; всё же своё богатство и имущество отказывает на монастыри, церкви и бедных» . По свидетельству Павла Алеппского, в середине XVII века в одной только Москве было более четырёх тысяч храмов, а престолов — более десяти тысяч! Кроме того, все бояре, знатные люди, купцы имели свои домовые храмы, где ежедневно совершалось богослужение.

Но тёмным силам было неугодно такое процветание благочестия и святости. «Выпросил у Бога светлую Россию сатана, да очервленит ю (её. — К. К.) кровию мученическою» , — писал протопоп Аввакум. Ещё в 1596 году в унию с католиками отпала часть православных жителей Малороссии и весь православный епископат, и всё чаще высказывалось опасение, как бы по приближении рокового 1666 года и русским не пострадать от такового же зла. Опасение это пророческим образом сбылось…

За несколько десятилетий до начала никоновских «затеек», когда ничто, казалось бы, не предвещало грядущей катастрофы, постигшей Русскую Церковь, с жаркой проповедью о приближающемся «конце света» выступил некий старец Капитон, явившийся основателем движения так называемых лесных старцев.

О Капитоне написано много несправедливого. Официальная пропаганда, не брезговавшая в своей борьбе со староверами никакими средствами, вплоть до прямой фальсификации, пыталась представить его фанатиком-изувером и создателем некоего нового еретического учения («капитоновщины»), из которого впоследствии якобы произошло староверие (почему на протяжении всего XVIII века в официальных документах староверов называли «капитонами»). К сожалению, эту точку зрения в дальнейшем повторяли и многие серьёзные ученые. Повторяют и сейчас… Однако если присмотреться к Капитону внимательнее, то становится очевидным, что, собственно, никакого нового учения он не создавал. Его жизнь была лишь крайним, доведённым до логического конца развитием ранее признанных учений таких святых Земли Русской, как преподобный Сергий Радонежский, святой Филипп, митрополит Московский, и преподобный Нил Сорский. Но особенно близок пресловутый капитоновский ригоризм к традициям ближневосточного (сирийского и египетского) монашества. Собственно, «капитоновщина» явилась наиболее последовательным проведением в жизнь традиций восточнохристианской аскетики на русской почве XVII столетия. Просто время было уже не то, и можно почти с уверенностью сказать, что если бы преподобным Симеону Столпнику или Марии Египетской случилось попасть в послераскольную Россию, то официальные церковные власти непременно записали бы их в «капитоны».

Собственных сочинений старца Капитона не сохранилось. Всё, что нам известно об основанном им движении, мы знаем или из правительственных документов, или из произведений его более поздних последователей конца XVII века, или из явно тенденциозных писаний их современников-противников. Первые упоминания о старце относятся к 1630-м годам. Известно, что Капитон был уроженцем Заволжья, давшего Руси немало монахов-пустынников, стремившихся спасти свою душу и найти спокойствие в многочисленных лесных скитах Русского Севера. Правда, в прежней монашеской традиции мы не найдём столь решительного разрыва с миром и отрицания возможности спастись в мирском обществе. Но ведь тогда и само общество было иным, и вера была крепче, и отход от идеалов Святой Руси — особенно среди высших сословий — не принял ещё столь широких масштабов.

Из Жития преподобного Корнилия Выговского, проведшего в своей молодости некоторое время в капитоновской обители, мы узнаём, что ещё задолго до 1630-х годов Капитон подвизался в скиту Преображения Господня, расположенном в 110 верстах от Тотьмы, примерно в 70 верстах на восток от Вологды, по реке Шуе. Скитское житие — любимая форма монашеского жития у преподобного Нила Сорского — в дальнейшем получит широкое развитие именно у старообрядцев. В конце 1620-х или в начале 1630-х годов Капитон оставляет Преображенский скит и уходит на 100 вёрст на юг, к селу Данилову, расположенному между Ярославлем и Вологдой. Там, у села Колесникова, он основывает новый Троицкий скит. Сохранилась царская грамота от 3 июля 1634 года, разрешающая существование скита и позволяющая Капитону пользоваться соседними угодьями. Царский указ косвенным образом подтверждает сведения старообрядческого писателя Симеона Денисова о личном знакомстве царя Михаила Феодоровича со старцем Капитоном. Обладая пророческим даром, старец не раз царю «многая откровения сокровенно возвещаша, чесо ради почитаем от царя и блажим бяше» . Недалеко от колесниковской мужской обители Капитон основывает также и женскую обитель в Морозове, где под его руководством проживало 10–15 инокинь.

Поражает образ жизни этого сурового аскета, подвижника и постника, резко контрастировавший с повседневной жизнью не только приходского, но и монастырского духовенства того времени. «Аще и много по монастырем хождах, но мало таковых богоподвижных обретох» , — признаётся преподобный Корнилий Выговский. «Капитон той слышан бе яко муж праведен и благ, инок чюден… Воздержен в посте, вериги на себе носил каменныя, плита созади, а другая спереди, по полтора пуда в обеих: и всего весу три пуда. Петля ему бе пояс, а крюк в потолке, а обе железны, и то ему постеля: прицепя крюк в петлю, повисаше спати…» Вопреки монашеским правилам старец Капитон носил не длинную до пят одежду, а короткий до пояса плащ («запон»). Спал он чрезвычайно мало, проводя всё своё время в непрестанной молитве, чтении и работе. Устав в его обители был необычайно строгим. «От братии же и инии же чрез день хлеб и сурово зелие по захождении солнца ядяху; по ядении же моляхуся и, мало уснувше, паки Псалтырь и каноны пояху. Свитающе же дню, благословение вземше, трудов земных касахуся, от своих бо трудов пищу себе приимаху… И инии же на ребрах не спяху, но седя или стоя мало сна приимаху».