Мишель Хоанг - Чингисхан

Итак, едва успев признать себя вассалом царя кераитов, Тэмуджин оказывается во главе верных ему людей, составивших позже ядро его армии. Что приносит ему удачу? Обаяние его личности? Или в этом нужно видеть трезвый расчет окружающих его людей, которые увидели, как над головой этого смельчака зажглась счастливая звезда?

Около 1184 года, когда Тэмуджину нет еще и тридцати лет и он может думать о том, как обновить позолоту своего герба, потускневшую из-за тайтчиутов, на него обрушивается вдруг удар судьбы: похищение его юной супруги.

Войлочные юрты его стана, разбитого вблизи верховьев Керулена, живут мирной повседневной жизнью, полной забот о скоте и домашнем очаге. Вдруг старой женщине, которая была в услужении у Оэлун, показалось, что она слышит неясный тревожный гул. Приникнув ухом к земле, она не замедлила сообщить взволнованным голосом, что большой отряд всадников приближается к юрту. Мгновенно монгольский юрт приготовился отразить нападение грабителей. Каждый уже давно ждал набега тайтчиутов.

Но появившиеся вдруг триста всадников оказались мер-китами. У них были старые счеты с отцом Тэмуджина, который, помнится, похитил у одного из них Оэлун. История многолетней давности. Хроника не упоминает об этом, но, видимо, этот случай положил начало одной из распространенных вендетт, отравлявших отношения между родами и племенами. На этот раз меркиты решили нанести ответный удар и похитить нескольких женщин. Тэмуджин и его близкие сразу поняли, что со своими девятью верховыми лошадьми они не могут справиться с таким большим отрядом. Каждый вскочил в седло: Тэмуджин и его братья, Боорчу и Джелмэ, Оэлун посадила на круп лошади Тэмулун, свою дочь. Не хватило лошади Бортэ, жене Тэмуджина, и второй жене Есугэя, жившей вместе с Оэлун.

Кажется странным, что мужчины могли так быстро бросить на произвол судьбы членов своей семьи и среди них — новобрачную, которая для любого меркитского наездника могла бы стать вожделенной добычей. Но это поспешное бегство можно объяснить паникой, вызванной вторжением всадников из враждебного племени, или презрением к женскому полу. Если только — верх коварства — Тэмуджин не предпочел оставить собственную жену в качестве приманки, чтобы дать возможность скрыться остальным родственникам. Чтобы успокоить беглецов, уже сидевших в седле, старая служанка крикнула им: «Я позабочусь о Бортэ-уджин!» Что она и сделала не медля, спрятав ее под тюками шерсти, сложенными на повозке.

Вскоре в покинутый стан прискакали меркиты и, говорит «Сокровенное сказание», захватили без сопротивления супругу Есугэя. Затем, увидев служанку, они потребовали, чтобы она объяснила: что она делает в юрте? Женщина сказала, что пришла за шерстью, которую должна отвезти на повозке в свое стойбище. Не поверив ей, меркиты не замедлили обыскать повозку и обнаружили Бортэ. Нетрудно представить себе их победные крики, хохот хищников при виде прекрасной пленницы. Наездники спешились, обыскали юрты, забрали все, что могли увезти. Не обнаружив ни одного мужчины, они заметили следы, но так как те терялись в зарослях и болотах, окружавших лес, меркиты были вынуждены отказаться от намерения проучить Тэмуджина и его близких. У них была добыча: Бортэ и вдова Есугэя. Их честь была отомщена.

Тэмуджин и его братья вышли из леса, только когда убедились, что меркиты не вернутся. Однако Тэмуджин еще много дней провел в лесу, в шалаше из ветвей, остерегаясь возвращения противника. Наконец, когда опасность миновала, он рискнул вернуться в стан. Хроника рассказывает, что, благодаря богов за спасение, Тэмуджин обратился к священной горе Бурхан-Халдун с такой речью: «Благодаря слуху, как у ласки, старой Хоачин и зрению, как у лисицы, старой Хоачин, я сумел спасти мою бедную жизнь, смог добраться до горы Бурхан и построить хижину из ивовых ветвей; на гору Бурхан-Халдун как насекомому пришлось бежать мне. Каждое утро буду я приносить жертвы горе Бурхан-Халдун, каждый день я буду молиться ей; пусть сыновья моих сыновей помнят!» Затем, следуя священному обычаю, Тэмуджин развязал пояс, повесил его на шею, и, ударяя себя в грудь кулаком, девять раз простерся ниц, кланяясь Солнцу.

Религиозные верования монголов того времени до сих пор еще мало изучены. Жан-Поль Ру рассказал в своей книге «Религия тюрков и монголов», что у кочевников и жителей лесов существовал особый культ природных возвышенностей, холмов и скал: «… всякое возвышение, даже небольшой холм на равнине, полны тайного смысла. Они представляют собой стремление, пусть не ярко выраженное, земли к небу, и подняться на них — значит совершить восхождение, приближающее к Богу. Молитвы там скорее будут услышаны, а мертвые — не так далеки от вечной обители, если они ее еще не обрели».

Для тюркских и монгольских народов горы — прародительницы животных, предков рода или защита героя, основателя рода — священны. Гора Бурхан-Халдун, к которой обратился Тэмуджин, несомненно, одно из таких святых мест. Она находится там же, где и священные истоки рек, видевших рождение предков монголов. В самом начале «Сокровенного сказания» есть эпизод, заставляющий предположить, что циклоп, посещающий Бурхан-Халдун, соединился с монгольской женщиной: «Дува-Сокор имел всего один глаз посредине лба, и этим глазом он мог видеть вдаль на расстоянии в три перегона. Однажды Дува-Сокор взошел на Бурхан-Халдун со своим младшим братом Добун-Мэргэн. С вершины Бурхан-Халдун Дува-Сокор, глядя вдаль, заметил группу людей, которые перегоняли овец в горы и подошли к подножью… Он сказал: «Среди этих людей… есть красивая девушка на передке черной повозки. Если ее еще не отдали мужчине, мы попросим ее для тебя, мой младший брат Добун-Мэргэн».

Таким образом, Бурхан-Халдун отсылает нас к другому мифу о происхождении монгольского народа: эта гора — нечто вроде «волшебной горы», зачавшей монголов. Удаленность гор, трудность восхождения, величественные вершины с вечными снегами объясняют, конечно, силу их колдовского очарования, гипнотического воздействия на людей, а позже — их обожествления.

Что касается культа Солнца, упоминаемого также в «Сокровенном сказании», он составлял часть астрального культа — поклонения звездам, видимо, связанного с более широким культом «Вечно Синего Неба» (Koekoe Mongka Tengri). Предполагаемая обитель легендарного героя, соединившегося с монгольской женщиной, символ устремленности в небеса — Бурхан-Халдун играет очень важную роль в монгольской мифологии, и мы увидим, что Тэмуджин много раз в своей жизни обратится к ней за помощью.