Мишель Хоанг - Чингисхан

Известно, что во времена своей молодости Чингисхан какое-то время был вассалом цзиньского царства: используемый вместе с Тогрилом в качестве вождя монгольских наемников, он выполнил для них военные операции против татарских племен. За эти услуги Тогрил получил китайский титул царя (wang), а Чингисхан более скромный — «десятника», которыми государь рузгенов наградил их с мнимой щедростью. В 1208 году цзиньского монарха не стало, и Чингисхан считал себя свободным от обязательств вассала.

Новый государь Чжонду (Пекина), принц Вэй, безликий, не пользующийся никаким авторитетом, легко стал игрушкой в руках своего генерального штаба. Когда китайское посольство во главе с неким Юныдзи прибыло, согласно этикету, чтобы сообщить Чингисхану имя нового цзиньского монарха, случилось скандальное происшествие, о котором пишет Юань Ши: «Царствующий император отправил посла по имени Юньцзи, чтобы получить от Чингисхана обычную дань… Но Чингисхан отнесся с пренебрежением к послу из-за глупости последнего и забыл, таким образом, традиционную процедуру торжественного приема».

Считается, что официальная историография Юаней скрыла обстоятельства дипломатического скандала. На самом же деле, когда Юньцзи сообщил монгольскому хану имя своего государя, Чингисхан назвал принца Вэя глупцом, отказался исполнить традиционный пункт протокола, то есть не простерся ниц и, добавив к презрению оскорбление, плюнул в южную сторону, туда, где обосновался Пекинский Двор. После чего он вскочил на коня, оставив потрясенных и униженных членов посольства нового правительства Цзиней. Оскорбленный Юньцзи поспешил вернуться в свою страну; он передал императору свой доклад, в котором рекомендовал отправить карательную экспедицию против этих варваров, заставивших трон потерять свое лицо. Но слабый и лишенный чувства собственного достоинства монарх прекрасно знал, что нельзя требовать шкуру у тигра. Он решил, что инцидент исчерпан и во всяком случае слишком незначителен, чтобы стать поводом к войне.

Новый государь династии Цзинь вяло начал свое царствование. Чингисхан же, со своей стороны, сделал своим лозунгом пословицу: «Во всяком деле подготовка обеспечивает успех, а непредусмотрительность ведет к поражению». В марте 1211 года он созвал новый курултай, чтобы выяснить, на какие союзы и какие силы он может рассчитывать в войне с Китаем. Из самых далеких степей, дальних лесов, съехались вожди племенных родов, чтобы снова присягнуть на верность. Среди них были монголы, но также и множество князей и князьков, которые провели много дней в императорском юрте. Среди всех этих вождей племен был idouq-qout, монарх тюрков-уйгуров, стоянка которого была в Турфане, и вождь карлуков Арслан, чьи стойбища были расположены к югу от озера Балхаш.

Союз с этими принцами представлял собой важное событие, так как по их землям проходили все дороги Шелкового пути. Итак, благодаря этим тропам Китай поддерживал дипломатические и торговые отношения с арабско-персидским и европейским Западом; этим путем — от караван-сарая до оазиса — караваны везли товары, высоко ценившиеся в Китае: ковры, муслин, доспехи, сабельные клинки дамасской стали прекрасного закала с тончайшей насечкой, выполненной мастерами Среднего Востока. Одним ударом Чингисхан мог, таким образом, обеспечить контроль над торговлей с Передней Азией и наложить руку на чудесные изделия кустарных промыслов, неизвестные в Монголии.

Доступ монголов к этим районам при посредничестве новых союзников и фальшивых тюрко-монгольских купцов позволял также хану открыть глаза — и уши — для связи с внешним миром, миром оседлых народов.

Курултай 1211 года дал Чингисхану две главных гарантии: первой была безусловная поддержка со стороны всех его вассалов, второй — прикрытие его тылов благодаря союзу с кар луками. Гарантия того, что ему не придется вести войну одновременно на два фронта, должна была ускорить выступление против Северного Китая.

Чингисхан и его генеральный штаб не были в неведении относительно того, что власть цзиньской династии расшатывали мятежные группировки. С 1204 года вождь тюркского племени онгхутов-несториан, которому была доверена охрана пограничного сектора Северного Китая, вступил в переговоры с монголами, вероятно, для того, чтобы завязать тайные отношения, выгодные для обеих сторон. В 1206 году в Ляодуне, к северо-востоку от Пекина, вспыхнуло восстание против монархов-рузгенов династии Цзинь. Это событие послужило для великого хана сигналом того, что достаточно будет одного сильного удара, чтобы нарушить равновесие государства рузгенов и китайского треножника.

Китай для великого хана был огромный охотничьей и военной территорией и, следовательно, представлял собой важную добычу. Благодаря сведениям, полученным от путешественников, перебежчиков и вождей онгхутов, охранявших границы Цзиней, Чингисхан, без сомнения, понял с безошибочностью инстинкта хищника, что ему представилась прекрасная возможность: в этой богатой стране крестьяне, ненавидевшие оккупантов-рузгенов, сидели, забившись в свои дома, войска плохо оплачиваемых наемников удирали по домам как зайцы и, наконец, правители, слабые и непоследовательные, думали только о спасении собственной жизни.

Чингисхан настаивал на том, что у него личные счеты с пекинским Двором: цзиньские правители должны были заплатить за пролитую кровь: когда-то давно из-за пограничного конфликта они захватили двух его «дядей», Амбакая и Оэкин-Баркака, и с помощью татар подвергли их мучительной смерти, пригвоздив к деревянному столбу.

Прежде чем начать поход, Чингисхан, чтя обычай, обратился к Богу Неба, прося его покровительства. Еще раз он пришел на склон Бурхан-Халдун, чтобы выполнить ритуальные религиозные обряды: он развязал свой пояс, повесил его себе на шею и снял свою меховую шапку, подчеркивая этими жестами, что он снял с себя все символы власти и предстал как бы голым перед Тенгри, Вечным Синим Небом. Затем, трижды простершись ниц до самой земли, он произнес: «О Вечное Тенгри, я взял оружие, чтобы отомстить за кровь моих дядей Оэкин-Баркака и Амбакая, которых цари Золотой династии (Цзинь) повергли ужасной постыдной смерти. Если ты одобряешь меня, протяни мне с высоты твою руку защиты, прикажи, чтобы здесь, на земле, люди и духи объединились, чтобы мне помочь».

Жребий был брошен. Поход против Китая должен был начаться. Но «тому, кто сел на спину тигра, нелегко с нее слезть». Рузгены с населением, приближающимся к 50 миллионам жителей, могли выставить армию в 500 000 человек, на четверть состоящую из кавалерии, в основном набранной у кочевников-наемников: онгхутов, солонов, мукри и даже киданей или рузгенов, остальную часть представляли пехотные полки, в большинстве состоящие из китайцев. Кроме того, империя Цзиней была защищена малыми фортами, оснащенными противоосадными орудиями, не считая гигантской крепости, которую представляла собой Великая стена.