Рустам Мамин - Память сердца

Как-то сидел я в кабинете Шкадова, решая, не помню уже какие вопросы, за чашкой чая с сушками (Иван Николаевич, когда располагал временем, всегда угощал чаем или кофе). Александр Павлович докладывает:

– Пришел начфин Дутов.

Иван Николаевич посмотрел на меня:

– Мы сейчас разыграем его. Вы молчите.

В кабинет запросто, живо так, привычно, по-свойски входит генерал-полковник. Знакомое лицо… Бегло, остреньким взглядом окинул меня и двинулся здороваться с хозяином кабинета. А Иван Николаевич, пожимая ему руку, на полном серьезе объявляет, указывая на меня смеющимися глазами:

– Вот познакомься! Это новый начальник Финансового управления, назначен на твое место!..

Как я не подавился своей сушкой, просто не знаю. Обомлел. Таращусь на пришедшего генерала, не знаю, что сказать, как себя вести. А тот спокойненько так присаживается и, как бы между прочим, отвечает:

– Ну что ж! Может быть. Может быть…

Шкадов, как ни в чем не бывало, продолжает свою игру:

– Вот сейчас за чаем и обсудим все… – но, взглянув на мое обескураженное лицо, не выдержал и рассмеялся. Я моментально вспомнил – это Дутов провожал на вокзале Семена Павловича Иванова, когда мы уезжали в Киев. Семен Павлович тогда представил мне его как свояка и, цепко придержав меня за лацкан, предложил:

– Проси у него что хочешь! Он начфин министерства! Все может!.. Машину хочешь?

Я, польщенный, тогда растерялся, да и денег не было. Стал ретиво отнекиваться:

– Ну что вы, Семен Палыч! Мне ничего не надо!..

За что от Лары потом получил хорошенький нагоняй: «Ну, хоть не машину! Хоть номер телефона бы взял! Мало ли что! Такой человек!.. Ох, Мамин! “Все есть у него!..” – Кстати сказать, вся финансовая деятельность киностудии, все наши производственно-сметные затраты были, конечно, в ведении дутовского Финансового управления и полностью зависели от него. А жилось нам в этом плане очень и очень непросто. Во-первых, потому, что все расценки и сметы на военной студии были много ниже, чем на студиях гражданских, подчинявшихся Госкино, а во-вторых, нас, режиссеров-постановщиков, просто штрафовали за превышение, скажем, сроков производства или перерасход по смете. Хотя причин, побуждающих к этому, были тысячи: то непогода, то неукомплектованность съемочной группы, то машбюро перегружено работой и не готовы ни смета, ни режиссерский сценарий. То отсутствует консультант или заказчик, то нет машин в гараже и не на чем выехать на съемку, то «не вернулась из командировки» единственная на студии синхронная камера «Аррифлекс», и прочая, и прочая… А начфин Дутов, обратись я к нему, конечно, мог дать указание об увеличении сметы на такой большой и ответственный фильм, ибо одних только командировок, в том числе в страны Варшавского договора, было множество. Но, увы, увы, увы… Что было не сделано, то упущено и прошло.

Поняв, что мои дела ни в какое сравнение не могут идти с теми, с какими прибыл к Шкадову генерал-полковник Дутов, я поспешил откланяться. Уже в дверях меня осенило, за что зацепился взглядом главный финансист: у меня на лацкане пиджака был нагрудный знак «Отличник кинематографии». С его-то навыками в каждом документе видеть малейшую закавыку или лишнюю запятую он сразу все понял и потому с легкостью поддержал шутку Ивана Николаевича. А может, вспомнил мое лицо.

Генерал Шкадов погиб, его сбила машина прямо перед зданием Министерства обороны. Душа кричит, сердце рвется на части: «Как?! Старый солдат, почтенный ветеран погиб не в боях, защищая Родину, он сгинул под колесами какой-то железной таратайки из-за нерадивого или пьяного водителя?!» Никак не укладывается в голове, ну невозможно себе представить: его сбила машина буквально на голом месте! На площадке перед этим зданием. Кто видел фильм «Офицеры», вспомнит встречу двух стареющих героев-генералов на скамейке рядом со ступенями, ведущими в министерство. Там нет ни автобусов, ни троллейбусов, нет пешеходной толчеи, переходов, остановок. Как на генерала, спустившегося по ступеням, могла наскочить машина? Откуда она взялась?

Как же все-таки несправедлива и жестока судьба!..

Но сейчас, спустя годы, возвращаясь в своих воспоминаниях к этим событиям, я иногда думаю, что, может, это произошло и не по воле злой судьбы, а по задумке неких политических сил. Но почему?..

Вспоминается сдача нашего фильма «Люди героической профессии» на коллегии Министерства обороны. Иван Николаевич не стал предварять просмотр, как обычно бывает, речами в защиту своего детища, а я-то за время производства убедился, насколько и ему, а не только мне, дорога эта картина, как болел он за ее судьбу, сколько надежд возлагал на этот просмотр: «Поймут или не поймут? Оценят или нет? Не упрекнут ли в выпячивании на экране его темы, его книги?..»

Он смущенно, прямо как студент перед экзаменом, предложил всем пройти в кинозал. И вот тут мне бросилась в глаза маленькая деталь. Годы идут, а она не стирается в памяти, так и стоит перед глазами…

Проходя в зал мимо Шкадова, его легонько тронул за рукав генерал армии Ахромеев – тогдашний начальник Генерального штаба: «Иван, я целиком за тебя!..» И сказал он это так тепло, участливо, так по-братски, что я догадался: их связывает давняя-давняя дружба, может, даже с младых ногтей, что называется. Вот ведь какая штука! Время стерло из памяти имя генерала Ахромеева, а голос, интонация звучат, помнятся. И вокруг этого крутятся разные сомнения, мысли, соображения…

Писали, что генерал Ахромеев, вовлеченный в заговор ГКЧП, покончил с собой, когда акция потерпела крах. Повесился.

А вот прошли годы, и на телеэкране промелькнули документальные кадры, прозвучала информация о том, что Ельцин требовал от начальника Генштаба отдать приказ о введении в столицу танков. И о том, как Ахромеев был возмущен:

– Я присягал Родине, Советскому Союзу. И буду защищать его до последней капли крови. Приказа не будет! Танки в столицу не войдут!..

Кому-то не понадобилась даже эта капля его крови. Лежит он у батареи отопления с петлей на шее. Последний истинный Герой Советского Союза. Герой – от народа. От Бога…

Люди, обладающие волей, великим даром повелевать сотнями тысяч солдат на полях сражений, умеющие планировать стратегию и предугадывать военную победу, как ни странно, попав в паутину политики, становятся, как мне кажется, беспомощными и наивными как дети. Такова жестокая правда, ведь без опоры на военную силу ни один государственный переворот невозможен. Так, думается, и произошло и с Ахромеевым, и с Варенниковым, и с министром обороны Язовым…

Правда, в средствах массовой информации проскальзывали соображения, что начальник Генштаба умер насильственной смертью. Да, офицер, воин, как было испокон веков принято, предпочел бы застрелиться, желая покончить с жизнью, а уж никак не вешаться… И на следственном эксперименте веревка, на которой якобы повесился генерал, просто не выдержала тяжести его тела, – отсюда и поползли шепотки об убийстве Ахромеева. Кто знает?.. Может быть, может быть…