Рустам Мамин - Память сердца

Кустарник с ягодами-сережками растет так же. Куст с волчьей ягодой – тоже не тронут! А орешника нет. Наверное, кто-нибудь выкопал, не мог же он сам по себе засохнуть!

Вот что делает время. Ну как к нему можно относиться по-хорошему?! Хотя… никуда не денешься! Уходит – ну и бог с ним! А обидно: все меньше и меньше хорошего остается в памяти. Забывается все. Плохое-то, оно как? Царапает больше, душу задевает сильнее, – потому и помнится дольше! Эх, если бы заново все! Да по кругу! «На круги своя!» А?..

1936–1937 годы. Сколько написано про это время страшного, ужасающего! А я ничего этого не знал и, естественно, не помню. Ни в нашем доме, ни у кого из трех домов нашего двора, ни у кого из школы – из родственников никто не был арестован.

Я верю собственным воспоминаниям и ощущениям. Во всяком случае, в нашей среде не было шепотков и пересудов о «врагах народа», слез по поводу сгинувших родителей. Не было! Бог миловал!

Но я помню толпы у репродукторов. Трансляции с судебных процессов над «врагами народа». Вопросы Вышинского к осужденным, их путаные ответы…

Позже, работая над фильмами, я просматривал газеты тех лет. Процессы, процессы, процессы – их множество: сотни, а может, и больше…

Мы верили в это всем своим существом!.. Ужасались количеству безжалостных заговорщиков, опасности, угрожающей стране и всем нам. Верили, боготворя наших правителей. А все ли были заговорщиками?..

Я не берусь судить о диктаторах, «властителях дум», сотворенных народом кумирах – бог с ними! Как судить, как оценить роль преобразователей России – Ивана Грозного, Петра Первого, проливших тонны кровушки российской?! Я не историк, не политик. Я могу только повторить слова классика: «Умом Россию не понять!..» И будет об этом…

Тогда многих «изолировали». Изолировали не как преступников, а как болтунов: «находки для шпионов»! Я сам был «изолирован» в конце войны! За казалось бы безобидный анекдот! Может, и расскажу об этом позже…

Кто-то, читая эти мои строки, возможно фыркнет: «Дожил до таких лет, а не знает, как власть манипулирует сознанием толпы!»

Знаю! И как документалист частенько сам оказывался именно в такой ситуации, когда высокая приемная комиссия от правительства, просматривая готовый фильм, заявляла:

– У вас в картине кадры с американским президентом присутствуют много раз, а кадры с Никитой Сергеевичем – всего один!

Разъясняю:

– Ведь это не просто «повторяются» кадры президента, так раскрываются его многочисленные отрицательные стороны – многоликость и коварство врага! И именно в этом приеме – накопительная убедительность для зрителя и кинематографическая сила сарказма, политического памфлета… А для отповеди проискам наших политических противников достаточно одной хлесткой фразы и одного!.. одного! – весомого и выразительного плана Первого секретаря. За этим вся глобальность, вся сила нашего государства, его мирной политики. Тут – ни к чему мельтешить, повторяться!.. Сказал – как отрезал!..

– Нет, это недопустимо! Никак недопустимо. Хрущева надо показать больше, чем президента Америки. Этих кадров должно быть больше… Такова установка!

Вот так!..

Или… Главный консультант делает замечание:

– Нет окопа, где разрабатывалась операция, в которой как член военного совета принимал участие Хрущев. Это важно: фильм должен передать ту атмосферу, те условия… Окоп надо найти! Группа выезжает на Украину – нет окопа!..

Консультант:

– Необходимо найти! Без этого фильм не приму!..

Группа снова выезжает. Лазает, ползает по берегам Днепра: нету!.. Не существует! Ушло время!

Консультант уперся. Его трясет, он возмущен:

– Плохо работаете! Не можете найти окоп Никиты Сергеевича!..

Время идет. Расходы множатся. Наконец руководство находит режиссера «пооперативнее»:

– Друг, план горит! Не можем сдать фильм: нужен окоп! Выручай!..

Режиссер – ко мне как к директору фильма:

– Рустам, вся надежда на тебя! Прогрессивка горит! На ЦСДФ звон идет, что ты – лучший организатор производства. Докажи!.. «Иде ентот окоп?..»

– Понял! Все понял!..

Не знаю, как я на это решился, но не было, ну ни капельки не было у меня страха перед теми, «кто там – наверху»! Короче, выехали мы с оператором в недалекое Подмосковье и, по-моему, где-то в районе Дубосекова нашли хорошую рытвину в поле, похожую на старый окоп. Сняли. Показали консультанту. Тот счастлив:

– Ведь можете!.. Во-от! Это тот самый окоп, я сразу узнал! Он стоял вот тут, правее начштаба, а я – слева…

Фильм сдан! Оказывается, нашему консультанту важно было сказать, что он тоже там был! Это – к «установке сверху»…

Снимали фильм о Ленине, эпизод прибытия из Финляндии в Петроград. При Финляндском вокзале есть комната ветеранов, там собрались участники событий. Нужно было уточнить, как все происходило.

Один:

– Ленин подошел ко мне, я помог ему подняться на броневик…

Другой:

– Тебя я там и не видел! А я стоял рядом… Он был в финской шляпе, снял, дал мне!.. Я стоял вот тут…

Третий:

– Я был на броневике, когда он подходил! Я крикнул: «Идет!», подал ему руку. Никакой шляпы не было, была кепка…

Мы – к консультанту:

– Что делать?

А он:

– Прошло столько времени!.. Все перезабыли. Они же маразматики! Снимайте, как утверждено в сценарии. Вы же «киношники», сумеете…

Ну и что это?.. Не установка к манипулированию сознанием людей?

Я пишу о том, что диктует мне «память сердца», что я прожил и пережил. А тут уж, как вы сами понимаете, ничто не изменить! В память вбито все прожитое и пережитое.

«О память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной!..»

Я вспоминаю рассказы кинорежиссера Кристи Леонида Михайловича. Мудрый мужик, прямой, интеллигентный, образованный, с каким-то пристальным, проникающим в собеседника прищуром. Он рос среди детей Кремля, общался со всеми «обитателями олимпа Советской России», многих помнил. Так вот Леонид Михайлович рассказывал про Троцкого.

Дети в возрасте пяти-семи лет, среди них и маленький Ленька Кристи, играли на площади Кремля. Мимо идет Троцкий. Дети, приученные взрослыми к вежливости и почтительности, дружно поздоровались. Троцкий остановился в привычной позе «мудреца», засунув руки в карманы брюк. Кристи рассказывал, что эта поза так и отпечаталась, ну прямо фотографически отпечаталась у него в памяти, – и спросил ласковым голосом:

– Кто хочет конфетку?

Что тут поднялось:

– Я!.. Я, я!..

Время-то было голодное!

Троцкий вытащил из кармана карамельку, развернул фантик и, продемонстрировав ребятам заветное лакомство, с удовольствием отправил конфету себе в рот. На глазах – просящих, жаждущих глазах маленьких оскорбленных людей! Кристи вспоминал: «Мы были не столько удивлены или обижены, сколько ошарашены!..» Троцкий с наслаждением начал сосать карамельку и, расхохотавшись, ушел, довольный собой, напевая какую-то песенку…