Тони Санчес - Я был драгдилером Rolling Stones

Кит позвонил мне в Лондон и рассказал об этом. Не успел я его поздравить, как он резко оборвал меня:

— Короче, Анита выходит из больницы завтра, и ей будет туго. Я хочу, чтобы ты прилетел сюда со всей дурью, какую найдешь.

— Ты мой лучший друг и знаешь, что для тебя и Аниты я все сделаю. Но я тебе уже раньше говорил, что не буду никогда продавать наркотики и тем более возить их через границу.

— О'кей, о'кей, — ответил он раздраженно. — Найди кого-нибудь, кто провезет порошок вместо тебя, и сам тоже приезжай, а я заплачу сколько надо.

У меня было пол-унции героина и столько же кокаина. Я предложил Джонни, моему другу, 500 фунтов за провоз наркотиков в Швейцарию. В самолете Джонни сидел за четыре кресла впереди, и мы никоим образом не показывали, что знаем друг друга. Кит ждал меня в аэропорту в своем большом лимузине. Джонни поехал в «Метрополь» на такси.

Мы ехали сзади в лимузине. Я подождал, пока Джонни зарегистрируется, потом прошел в его номер, забрал товар и отнес его в номер к Киту и Аните. Они оба приняли по большой дозе и называли меня своим спасителем.

К утру эйфория прошла, и они сильно занервничали, когда я сказал им, что обещал Джонни 500 фунтов за провоз и что он хотел бы получить свои деньги и вернуться в Лондон.

— Прости, Тони, — соврал Кит, — но у меня есть только 250. Пусть берет их и валит.

Ясное дело, что мой друг, который рисковал надолго попасть в тюрьму, был раздосадован.

— Даже не проси больше меня ни о чем таком, — сказал он.

Видя презрение в его глазах, я почувствовал себя таким виноватым, что дал ему еще 100 фунтов из своего кармана.

— Кит сейчас очень переживает из-за ребенка, — оправдывался я. — Он не всегда такой подлый.

За пять дней Кит и Анита израсходовали весь героин и кокаин и теперь хотели, чтобы Джонни привез еще наркотиков.

— Вы, должно быть, шутите, — рассердился я. — После того как ты отказался заплатить ему то, что должен?

— Ну давай, — молил Кит, — я заплачу ему 500 фунтов и еще 150 за прошлый раз.

Джонни неохотно принял предложение и прилетел с небольшим количеством героина и пакетом травы. Кит и Анита с жадностью набросились на наркоту и договорились с Джонни, что он будет привозить ее каждые десять дней.

Анита тем временем становилась все более замкнутой и отказывалась выходить из номера. Кит и я ходили гулять с детьми, радостно дыша свежим горным воздухом, а Анита одиноко чахла в роскоши, куря свои косяки, загоняя иглы себе в задницу и погружаясь в размышления.

Каждый раз, когда горничные приходили убираться в номере, она посылала их подальше через запертые двери. Через три недели номер провонял грязными носками и табачным дымом. Везде валялись пустые бутылки, мебель эпохи Людовика Четырнадцатого была прожжена сигаретами, простыни приобрели неприятный серый оттенок.

— Мы не можем дальше жить в этом свинарнике, — в конце концов объявил Кит.

Как я позже узнал, горничные, получившие нелегкое задание по уборке номера, настаивали на том, чтобы все продезинфицировать.

Близился момент, когда «Роллинг Стоунз» нужно было начинать свое первое за три года турне по Штатам. После Альтамонта они туда еще не ездили. Джаггер побаивался этих гастролей; он уже несколько раз ездил в Америку обсуждать детали выступлений и вернулся оттуда с довольно критическим настроем.

«Где оно, то настроение? — спрашивал он Роберта Гринфилда из журнала «Роллинг Стоун», имея в виду радикальную политическую атмосферу, делавшую Штаты таким интересным местом еще три года назад. — Его нигде нет. Сейчас осталась просто кучка торчащих людей. И из-за того, что они торчат, их перестало интересовать все остальное. Если это их тема, если они хотят жрать героин и транквилизаторы и прочее химическое дерьмо — о'кей, но тогда они ничего не смогут сделать в жизни.

Я не виню людей за то, что они торчат. Каждый когда-нибудь хочет забыться и уделаться вусмерть, но всю жизнь так проживать нельзя. Потому что потом не слезешь. Забываешься, забываешься, а под конец просто убиваешь себя, пытаясь забыться.

Говорят, что из-за того, что наркоту можно купить на любом углу, люди перестали интересоваться всем остальным… И я вот думаю: а что вообще делать? Пусть я, мать твою, наивный идеалист, но я считаю, что надо пытаться улучшить жизнь в стране и воспитывать детей, а сидя дома, закидываясь героином и слушая музыку, но любому ничего такого не сделаешь. Может, это старомодно, но надо брать быка за рога, а это здоровый долбаный бык — Америка… и рога страшные».

Многие считали, что за мрачными прогнозами в адрес Штатов Джаггер скрывает свои, гораздо более глубокие страхи: «Нервишки у него сдали. Боится, что на этих гастролях до него наконец доберутся». Джаггер провел долгие часы, размышляя над проблемой безопасности, и в конце концов решил, что они будут выступать только в маленьких залах, где он сможет общаться с аудиторией и держать ситуацию под контролем. Экономические реалии американского турне развеяли эти фантазии. После серии бурных дискуссий с Маршаллом Чессом и принцем Рупертом Мик со скрипом согласился с тем, что группа проведет двухмесячные гастроли, играя на всех самых больших стадионах страны.

— На этот раз все должно быть хорошо, — торжественно говорил Джаггер. — Там много людей, которые были разочарованы последним туром. Я не хочу дорогих билетов, опозданий, скандалов и тому подобного дерьма. Мы едем туда заработать кучу денег и приобрести множество друзей.

Питер Радж, учтивый выпускник Гарварда, организовавший прекрасные американские гастроли для «Зе Ху», был нанят, чтобы воплотить планы Мика в жизнь. Каждая деталь была тщательно продумана, как во время военной кампании. Канадский режиссер Роберт Франк должен был снять фильм о гастролях, а писатель Роберт Гринфилд — написать о них книгу.

Репетиции начались в атмосфере секретности, словно речь шла об операции ЦРУ. Они проходили в маленьком кинотеатре в Монтрё, поскольку «Роллинг Стоунз» обнаружили, что легче самим приехать к Киту, чем заставить Кита приехать к ним. В мае они полетели в Лос-Анжелес, где на время гастролей располагалась их штаб-квартира. Как раз в эти дни в торговом центре в штаге Мэриленд вооруженный маньяк выстрелил в губернатора Джорджа Уоллеса; ранение оказалось серьезным, и теперь врачи боролись за его жизнь. Когда Мику рассказали об этом, он ощутил невольную дрожь: это показалось ему зловещим предвестием его собственной судьбы. Снова и снова люди спрашивали его о том, что было у всех на уме: «Мик, а ты не боишься, что тебя тоже застрелят?»

— Боюсь, — отвечал он. — Конечно, боюсь. Но что же мне делать? Запереться дома, толстеть и писать мемуары? Нет, игра стоит свеч.